В работе «Введение в Метафизику» (1935) Хайдеггер высвечивает контуры «ограничения бытия» в архетипических для метафизики различениях (бытие и становление / бытие и видимость) и выходит на «определившееся в европейской сиюбытности» различение «бытия и мышления», но совершает завязанный на предусмотрение «онтологический оборот» темы, полагая, что это последнее различение происходит из начальной причастности различенного и разведенного к самому бытию.

Мышление (No???) определяется не как деятельность пред-ставляющего субъекта, хотя бы в таковом представлении – в собственных «определениях мышления» раскрывалась «истина предметного» (Гегель). Продумывая существо мышления из существа вопроса о бытии, Хайдеггер полагает, что само мышление требует осмысления как «разумение» в смысле при-нятия или под-пускания того, что себя кажет, с привидением оного «к стоянию» (как подпускают и приводят к стоянию противника), - речь идет о «сказывании» бытия , а там, где бытие «вступает в несокрытость», там сосвершается причастное ему «разумение», которое принимает то, что кажет себя, вбирает в себя это приведение-в-стояние: «одно и тоже» мышления и бытия означает «взаимную сопричастность противостремительного», что, собственно, и есть изначально Единое.

«Разумение» совершается вместе с самим явлением бытия и есть свершение, которое обладает человеком, т.е. в «разумении» человек как сущий впервые впервые приходит к бытию – вступает на путь собирания и разумения бытия сущего – через «полемос» (прорывающее расхождение – у греков: человека и богов, по Хайдеггеру: человека и повседневности) – входит в историю – объявляется экзистирующим. Разумение как основочерта экзистенции позднее получит значение «герменевтического отношения»в смысле «свидетельствования о бытии в его всети».

Концепт «полемоса» выступает тогда, когда матрицей герменевтического движения Хайдеггер избирает хор из «Антигоны» Софокла, исходя из связи философского и поэтического сказывания, понятной в свете того, что для человека «прорыв в бытие» сопряжен с «вхождением в слово», обретение языка, а последний - как «словостановления бытия» - есть пра-поэзия, с которой народ входит в историю (-положение это следует понимать исторически, ведь Хайдеггер имеет ввиду прежде всего «историческую сиюбытность греков», в которой им вообще раскрылось бытие…и стало «закрываться» уже в философии классиков – Платона и Аристотеля).

Так отношение мышления и бытия пробрасывается через ряд других концептов – точек опоры понимания.

Сопричастность мышления – «разумения» (?????) и бытия (?????) понимается как взаимодействие ???? (та самая «богиня») и ????? , такое, что влечет некий «полемос» и есть «свершение неуютности». ???? - не просто «богиня, хранящая ключи к вратам дня и ночи», - поэтическое сказывание о бытии сопряжено с философским истолкованием: подразумевается бытие сущего в целом – «сверхвластительный лад» - ключ к сущему в его ладности (умной устроенности), а это означает, что сущее открывается постольку, поскольку обнаруживается и охраняется лад бытия (у Гераклита налаживающая ладность сопричастна супротивному раз-межеванию, бытующему как сопряжение - «явная гармония» фюзиса). ???? Хайдеггер определяет как «властидеятельность знания»…ведь человек совершает прорыв к бытию и является таким сущим, в бытии которого «дело идет о самом бытии», т.е. в причастности бытию как «властвующему явлению» человек принимает «разумение» бытия сущего и собирает себя в направлении ???? - бытия сущего, становится «посреди» сущего в целом и осуществляет логос - собирание и хранение - как принявший «властное управление сверхвластительным» - с «разумением» до-водит до истины – до «сверхвластительного лада».

«Разумение в его сопричастности к бытию» Хайдеггер раскрывает в трех тезисах:

1.«Разумение» не просто отношение воспринимающей позиции к явлению сущего, а с самого основания есть «РЕШЕНИЕ В ПОЛЬЗУ БЫТИЯ ПРОТИВ НИЧТО» и как таковое оно есть разлад – выход из повседневности, из ближайшего и привычного уюта – «свершение неуютности», власто-деятельная борьба с повседневной суетностью, питаемая решимостью прорыва к бытию. «Полемос» ??????? – является необходимым как неотвратимость борьбы, а в нее необходимой является «власть», в которой нуждается «разумение», чтобы удержаться от угрожающего увязания в повседневном (признак властности – трезвость мысли). [«Неуютно-зловещее многообразно. Но всех неуютней, зловещей всего человек» 1 строфа «Антигоны» Софокла, - «Проходя, пробиваясь повсюду, оставаясь бездомным, беспутным, он попадает в ничто» , - 2 строфа.] Человек есть беспутный властедеятель, пробивающей в своей властительной беспутности путь к бытию, а экзистенциально свершения имеет место тогда, когда человек «отправляется в не-сказанное, вырывается в не-мыслимое, кто добывает несовершенное и дает явиться невидимому»: [2 антистрофа «Антигоны» Софокла «Меж ладом , богами заклятым, зажат и земным устроением, над местом господствует, места, приюта лишенный и сам. Не-сущее сущим соделал великия дерзости ради».] ..врывается в не-мыслимое.

2.«Разумение» находится в сущностном единстве с «логосом», который не есть только собранность бытия фюзис, но есть принадлежащее разумению власто-деятельное «собирание» человека в лад ради бытия – «улавливание себя посреди рассеяния в непотаенное» – приведение из хаоса к видимости (виду – «эйдосу»), - такое собирание «помещает человека в его сущность и ставит ее в не-уютное, покуда уютом правит видимость привычного, обычного». «Разумение» сопряжено с «логосом», который выявляет себя как основа человеческого бытия, - человеческое бытие определяется из отношения к сущему как таковому в целом – из потребности разумения и собирания – власто-деятельно-знающего «внесения бытия в творение». Отвечающее сущности человеческого бытия «собирание» связано с изначальной собранностью бытия, а бытие в философии «послеповоротного» Хайдеггера означает вхождение-в-несокрытость [Согласно «онтологической разнице» «бытие» не есть как «сущее», а «имеет место», - в «имение места» уже греки усматривали некую «подвижность», «энергию» (Аристотель), «деятельное бытие», а Хайдеггер определит имение как «впускание пристутствия» - «выведение из потаенности» - «вынесение в открытость» - «просвет взаимного протяжения наступающего, осуществившегося и настоящего», так что «местом», вмещающим бытие, кажется «время», которое само принадлежит «имению места»: то, чем определяются время и бытие в их взаимопринадлежности, есть событие. ]

Ввиду понимания бытия как вхождения-в-нескорытость характером такого «логоса-собирания», отвечающего необходимости сущности исторического человека, поскольку интенция эта заключена существе экзистенциального свершения, является раскрытие – обнаружение - произведение сущего в его несокрытости: так «человеческое бытие есть по своей раскрывающей историю сущности логос, собирание и разумение бытия сущего; свершение того неуютнейшего, в котором сверхвластительное через властидеятельность становится явлением и приводится к стоянию».

3.Собирание и разумение бытия сущего – логос – есть такое исполнение экзистенции, которое сопряжено с речением: «вместе с прорывом в бытие происходит вхождение в слово, язык» и логос есть наименование речи. Хайдегггер подчеркивает не очевидность и универсальность, но фактическую уникальность понимания языка как логоса, аппелируя к исторической сиюбытности греков, которым язык открылся как «раскрывающее построение стати сущего». Потребно это собирающее разумение бытия сущего, чтобы человек, как «стоящий и действующий в логосе», принимая управление властвованием сверхвластительного лада, когда имеет место «изначальное сказывание бытия сущего в складе своей собранности», вошел в слово, осуществил называние, которое есть властидеятельное поставление сущего, «открывающегося из сверхвластительного натиска» (дерзая овладеть бытием, человек должен допустить натиск не-сущего, выстоять разламывание, «свершение неуютности», обосновывающей его Da-Sein – историческую сиюбытность, которая означает: «быть определенным как брешь, в которую, являя себя, врывается всевластие бытия»), поставление сущего, «открывающегося из сверхвластительного натиска», обратно в его бытие, управление его нескорытостью, сохранение его в этой открытости «от прикровенности». Язык достигает своей истины («речи»), когда сказывание и слушание направлены на логос как исторически сиюбытно принимаемое человеком на себя «собирающее разумение бытия». Человеческая экзистенция есть «исполнение бытия» по способу выхода присутствия из потаенности. Хайдеггер подводит к тому, чтобы научиться познавать само бытие человека , как оно определяется из свершения сущностной сопричастности бытия и разумения: человек как сущий входит в историю – приходит к бытию через «разумение» как открытие и сохранение того, о чем человек извещен в своем бытии.

В изначальном экзистенциальном плане мышление, разумение есть такое свершение, в котром бытие открывается понятно, – «разумение» сопряжено с «исполнением бытия» как понятно «сказывемого» в человеческом присутствии (Dasein), которое само есть «вопрос о бытии»: разумение имеет место в определении сущности человека, но последнее есть по существу своему вопрошание, подлинность которого наступает через размежевание («неуютность») с сущим как таковым ради достояния – стояния-до осуществления истины о сущем, каким должен быть он сам; вопрос о человеческой самости может быть спрашиваем только в вопрошании о бытии, - в таком изначальном созидающем историю вопрошании - открывается само бытие, извещающее человека так, чтобы он свидетельствовал о бытии в его вести исполнением собственного существования: бытие, открывающееся ему, он должен превратить в историю и себя в ней установить.

Человеческое существование распознается по способу бытия в смысле экзистенции и историчности: то не «наличествование», но бытие Dasein, отличаемое стоянием в «просвете бытия» и до-стоянием понятности бытия в горизонте времени, - само эк-зистирующее сущее есть по способу бытия «историчности» и в своем вот-бытии понимательно относится к бытию-вообще.

По существу своему «разумение» есть основочерта экзистенции – бытия того сущего, в бытии которого дело идет о самом бытии, так что понимающее разумение испоняется в двусложности понимания человеком себя в своем бытии («самостно-экстатическая разомкнутость экзистенции») и понимания бытия того сущего, к чему самостно относится в Da-Sein - во что экстатически размкнут и в чем обретает бытийный горизонт, из которого понятно определяется по способу бытия-в мире.

В бытии Da-sein имеет место «свершение сущностной сопричастности бытия и разумения», которое Хайдеггер определяет как «герменевтическое отношение», соответствующее пониманию бытия как «изначальной формы исполнения человеческого существования», раскрываемого в смысле экзистирующего сохранения открытой разомкнутости бытия в горизонте времени. [впрочем, после «поворота» Хайдеггер уже не возводит «пространственность человеческого пристутствия ко временности», но понимает оную из существа Со-бытия: См. «Время и Бытие»].

Герменевтическое отношение обусловлено языком и исполняется как открытие пути к существу языка, которое кроется в «речи» - «сказе» бытия - открытости «собирающему разумению человека», ведь последнее является и первым в смысле принятия сказа и хранения сказуемого в протстирании в недосказанное, относительного чего речь может идти силою символического жеста или поэтической метафоры, способной дать лишь намек на немыслимое, о чем свидетельствует человек как извещенный – принявший весть бытия в исторически сиюбытном Da-sein. Само существо языка не может быть ничем языковым, поэтому путь к существу языка обретается «окольными тропами», когда слово, которое должно быть сказано, «сдерживается, чтобы понести его навстречу достойному мысли» [«Из диалога о языке между японцем и спрашивающим»] и обращается в намек, подзывающий, предостерегающий и приближающий к существу дела о бытии. Язык намеков и жестов совсем не то, что язык знаков и шифров как поле метафизического дискурса. «Мышление сказует диктат истины бытия» прапоэтически и как «изначальное dictare» оно само есть прапоэзия - изначальный способ стихослагания, в котором « прежде всего речь только и приходит к речи, а это значит - приходит в свое существо» («Der Spruch des Anaximander»).

В работе «Бытие и Время» Хайдеггер определяет речь как «экзистенциально-онтологический фундамент языка», полагая, что «речь» конститутивна для экзистенции как «артикуляция понятности», а язык – это вовне-выговоренность речи – «мирный» способ ее бытия, в котором она становистя обнаружима наподобие подручного внутримирного сущего, но «мирное бытие» речи в качестве озвучивающего языка не исчерпывает феномена языка, поскольку сам язык «имеет корни» в доязыковом - в «экзистенциальном устройстве разомкнутости присутствия». Хайдеггер имеет ввиду «бытие-в» как бытийное устройство присутствия: «присутствие есть, какое оно есть, как бытие-в-мире», - определение бытия человека как экзистенции специфицируется установлением исходного экзистенциала, который раскрывается фундаментально-онтологическим усмотрением, что «дело о бытии», которое «идет в бытии этого сущего», совершается так, что с размыканием самобытия размыкается мир и то, к чему имеется отношение и из чего как из бытийного горизонта понимается это сущее в его внутри-мирно экстатической открытости. Именно «расположенная понятность бытия-в-мире выговаривает себя как речь», поскольку понятность бытия-в-мире требует «означающего» членения - артикуляции, а речь и есть такая артикуляция понятности, которая во всех конститутивных моментах (о-чем речи, т.е. обговариваемое, проговоренное как таковое, сообщение и извещение) уже «прообразована основоустрйоством присутствия» (ведь к бытию-в-мире принадлежит и определенным образом озаботившееся бытие-друг-с-другом, а такое размыкание экзистенции совершается как понятное через речь, выполняющую значимое членение понятности бытия-в-мире.

Речь конститутивна для оснвоустройства разомкнутости пристутствия, что означает экзистенциальную равноисходность речи с другими экзистенциалами, которые Хайдеггер вывляет по ходу анализа бытия-в как бытия-в-мире: речь равноисходна с «настроенным расположением» (экзистенциальный способ быть, в каком присутствие предоставляет себя «миру», дает ему себя затронуть..), а также с «пониманиющим набрасыванием» ( понимание как «изначальная форма исполнения человеческого существования» (выражение Гадамера) , обретает свои бытийные возможности из экзистенциала «заброшенности» - фактичности бытия-в-мире, который открывается не иначе как в со-в-местности с понимающим набрасыванием на мир - проецирующим «наброском» , в котором пристутствие бросает свое бытие на предбрасываемые возможности, из которых понимает себя в умении-быть), «истолковывающего понимания» (толкование как формирование понимания – «разработка набросанных в понимании возможностей»: в наброске понимания сущее разомкнуто на его возможности, а возможный характер отвечает образу бытия понятого сущего, - «внутримирное сущее вообще проецируется на мир, т.е. на целое значимости»; так вот понимающее толкование артикулирует смысл, а смысл внутримировое сущее имеет, когда открыто, т.е. пришло к понятности с бытием присутствия ), а производной формой осуществления «истолковывающего понимания» является «высказывание», к одному из определений которого (-высказывание означает сообщение, рассказывание, дающее-тоже-увидеть показываемое [показывание – первое значение высказывания] по способу определения, когда показанное сущее разделяется в определенности с другими, -высказывание есть «сообщающее определяющее показывание») вовне-говорение, т.е. язык как вовне-выговоренность речи. Известный параграф «Присутствие и речь. Язык» [§34 «Б и В»] Хайдеггер довершает изречением понятно прояснившегося экзистенциальной аналитикой Da-Sein: «Человек кажет себя как сущее которое говорит…Это значит, что это сущее существует способом раскрытия мира и самого присутствия». Но тут же обращает внимание на исторически-сиюбытные отложения в онтологическом языке греков, в котором нет слова для языка, поскольку этот феномен понимается «ближайшим образом» как речь – «Logos» в смысле «просветляющее-оберегающего сбора», - собственное дело «разумения», мышления, пока оно не впало в науку или в веру - «вот злая судьба бытия» («Der Spruch des Anaximander»).

.