Данность многообразия

1. Идентификация элементов окружения
   В своей повседневной жизни человек не может нормально существовать, не умея адекватно идентифицировать окружающие его предметы и существа, и этому он учится практически всю свою жизнь. Хотя, для поддержки относительно комфортного существования ему достаточно некоторого ограниченного набора навыков в распознавании явлений окружающего его бытия. С точки зрения обычного человека многообразие частей бытия дано изначально как множество вещей,которое унаследовано от предков и может быть дополнено предметами, созданными самим человеком и последующими поколениями.
  При этом изучение относительно скрытых, неочевидных срезов, слоёв, уровней бытия, различённого в понятиях, обыватель делегирует частным наукам, у которых имеется свой собственный аппарат средств для идентификации частей бытия и их комплексов, привлекающих внимание исследователя. Тут нет места для мистики, для мифотворчества, всем частнонаучным знанием заведует рациональность, способность человеческого сознания отыскивать причины и выводить следствия, а также устанавливать зависимости. Надо думать, частные науки также не были бы способны эффективно исследовать бытие, если бы не имели доступа к какой-либо части бытия, заранее предусмотрительно выделенной вниманием учёного среди других равноправных его частей.

2. Дефрагментация мира вещей
   Традиционная философия не могла учить философскому знанию, не считаясь с такой вполне очевидной точкой зрения на многообразие окружающей человека среды. И при всём своём высокомерном отношении к миру вещей философия до сих пор принимает вещь как базовый элемент разделённого бытия. Уже само единство бытия философская традиция воспринимает как вещь, как элемент такого многообразия, который должен быть идентифицирован сходным с процессом идентификации вещей образом, но направленным в обратную по отношению к многообразию сторону, а именно - как процесс дефрагментации мира вещей.
  С этой точки зрения совместимость разнонаправленных векторов дезинтеграции и дефрагментации бытия и, соответственно, самого знания о нём представляется маловероятной, если не сказать - немыслимой. Единство понимается как результат соединения фрагментов бытия, его частей в единое целое, а многообразие понимается как нечто противоположное соединению, как результат распада целого на части, на фрагменты. Здесь нет даже и намёка на сходство, если только ассоциировать с игрой на гармошке: сжатие мехов - движение к единству, растягивание мехов - путь к многообразию, а единство того и другого - сама гармошка, музыкальный инструмент как шедевр безвестного мастера. Только один леший, невозможно гармошку одновременно сжать и растянуть, можно это сделать исключительно последовательно, раздельно.

3. Шинковка капусты
   В рамках такого отношения к многообразию бытия, представить себе переход бытия в своё иное, отличное от себя состояние как процесс его дезинтеграции невозможно, только как процесс простого превращения вещей друг в друга. Но саму дезинтеграцию бытия как процесс его дробления представить философии вполне по силам, что она и делает, подобно домохозяйке, шинкующей капусту на части большим кухонным ножом. Но, если строго следовать подобной аналогии, то получается, что каждая часть окружающего человека мира вещей, который уже изначально дробный, уже сама по себе состоит из частей, любая из которых, даже самая мелкая, может обладать вещным статусом. Но это значит, что в условиях ничем не ограниченной делимости вещи, она, вещь рискует полностью утратить самостоятельность по отношению к наибольшей степени целостности всего единого бытия и превратиться в мираж, в призрак, в наваждение, привнесённое извне в человеческое сознание неким чуждым человеку разумом.
  Целостность вещи в какой-то в какой-то данный момент времени в каком-то данном месте не подлежит сомнению, однако целостность любой вещи становится относительной, если её сравнивать с такой же относительной самостоятельностью элементов, её составляющих, а таких элементов может набраться великое множество. К тому же вещь не может быть всегда одной и тоже. Практически любая из вещей подвержена износу, а значит и разложению на составляющие её элементы, даже помимо желания человека. Сколько ни береги любимые тапочки, рано или поздно от них останутся одни ошмётки.

4. Бесконечное дробление вещей
   Чтобы совсем не потеряться в таком океане вещей как частей, элементов бытия, философия пытается строить различные иерархические классификации понятий о вещах в зависимости от той или иной разрабатываемой ею темы. То есть, наделяет вещи чисто человеческим различением, привязанным к определённому культурно-производственному опыту. Однако такие иерархии понятий о вещах ничего в самом бытии не делят и не соединяют, но только указывают на какие-то произвольные акценты в разрабатываемой философом его персональной картине мира, акценты, которые могут радикально меняться в зависимости от зрелости самой философии в процессе её собственного исторического научного становления.
  Но, если разделение или сложение любой части бытия как мира вещей не может ничего от него ни убавить, ни прибавить к нему, то подразделить его на части можно только условно, чисто в понятии, в некотором размышлении - обладает ли для сознания какая-либо данная вещь (либо агрегат вещей) какой-то определённой ценностью или нет. А раз сам человек и приписывает вещи такое обладание сообразно своим собственным личным предпочтениям или, наоборот, не приписывает, оставляя вещь в забвении, вне иерархии человеческих понятий и, следовательно, вне человеческого обыденного понимания целостности, то само понятие вещи как элемента бытия теряет смысл, оно становится понятием ни о чём, обычным воспоминанием об упущенных за день возможностях, которое человек мусолит в постели, пытаясь заснуть, пока сон не избавит его от власти иллюзий. И пробудившись наутро, свежий и бодрый, человек может вдруг обнаружить, что каждая вещь как часть мира вещей будет слита с бытием и не сможет изменить его целостность независимо от степени целостности своего собственного бытия, что бы человек с нею ни делал, какие бы манипуляции по её разъятию ни производил.

5. Бытие становящееся
   Мир вещей, как существующих, так и ушедших в небытие поэтическим манером, а также ещё робко стучащих в философскую дверь своим потенциальным бытием, не может иметь целостных частей, но будет сам намекать сознанию на своё подобие бесформенному чугунному слитку, в котором нет ни одной части, самостоятельной по отношению к некоторому высшему и совершенному целому. В таком бытии не может образоваться никакого ставшего бытия, но будет оставаться всегда только бытие становящееся, делящееся, распадающееся в понятии на части, на части частей, на части частей частей и т.д., бытие, о котором не может быть никакого другого философского знания, кроме умозрительного, гипотетического, а значит - зависимого от человеческого пристрастия располагать понятия о вещах в сомнительные по своей ценности логические иерархии со стрелочками туда-сюда, которыми человек обычно подменяет связи между вещами для собственного ментального удобства и для успешного преподавания философии недалёким умам.
  Таким образом, допускаемый сознанием человека неостановимый распад мира вещей, его дробление на всё более мелкие части вплоть до неразличимой далее массы полей, излучений и энергий, с трудом поддающихся стандартной процедуре идентификации, есть самая яркая иллюстрация человеческой неспособности зафиксировать в понятии предел трансформации бытия в своё действительное многообразие. А если такое понятие отказывается работать на благо философии, то ему тогда грош цена, оно подлежит немедленному из философии увольнению, а его деструктивная антифилософская деятельность - самой пристальной прокурорской проверке.

6. Личные вещи человека
   Получается, что философская вещь может быть только одна - само бытие, в то время как множество существующих вещей - это личные вещи человека, которыми он привык умиляться и которые ему поэтому трудно выкинуть на помойку как бесполезный хлам. Но то же самое можно сказать и о понятии вещи, уже достаточно истёршемся за столетия его безжалостной эксплуатации и уже не отвечающем требованиям философии, предъявляемым к понятию части бытия.
  Впрочем, вопрос о части бытия никогда и никем из философов всерьёз и не поднимался. Как и вопрос о соотношении единства бытия и его многообразия. Вся онтология решалась философией на уровне вещи, либо раздутой до статуса всего бытия, либо подразумеваемой как его часть, ужатой до статуса части. Однако никому и в голову не могло придти, что не только бытие никому не принадлежит как чья-то собственность, но также и его часть, и тем более она, так как именно в её предельной самостоятельности заключается всё мыслимое единство бытия.
  Таким образом, понятие вещи оказывается неприменимым по отношению к любым элементам бытия, ценность которых в этом случае, а, значит, и их целостность, будет становиться для сознания всё менее очевидной по мере нисхождения сознания в знании о бытии от единства бытия к его действительному многообразию. Такое многообразие, понятое как составленное из вещей в качестве его простых частей, не будет иметь фиксированных пределов, кроме как в самом сознании, и, следовательно, утрачивает ценность для самой философии, но вполне может иметь место в повседневном быту человека в качестве его привычной среды обитания.