- Человек – самое злополучное и хрупкое создание и тем не менее самое высокомерное. 
- Что удивительного, что человек стал иным при иных, противоположных обстоятельствах? 
- Ты можешь быть сколько угодно мудрым, и все же, в конечном счете, – ты человек, а если ли что-нибудь более хрупкое, более жалкое и ничтожное?
- Я придаю своей душе то один облик, то другой, в зависимости от того, в какую сторону я ее обращаю. Если я говорю о себе по-разному, то лишь потому, что смотрю на себя с разных точек зрения.
- Мудрость нисколько не укрепляет нашей природы.
- На поступках душевнобольных мы убеждаемся, как безумие непосредственно порождается нашими самыми нормальными душевными движениями.
- Мне кажется странным, когда разумные люди пытаются мерить все человеческие поступки одним аршином, между тем как непостоянство представляется мне самым обычным и явным недостатком нашей природы. 
- Мне труднее всего представить себе в людях постоянство и легче всего – непостоянство.
- Я не думаю, чтобы злонамеренности в нас было так же много, как суетности, и злобы так же много, как глупости: в нас меньше зла, чем безрассудства, и мы не столь мерзки, сколь ничтожны.
- Мы вправе гордиться силою нашего воображения, ибо все наши блага являются плодом его.
- Сколько больных породила одна лишь сила воображения! Постоянно приходится видеть, как такие больные делают себе кровопускание, очищают желудок и пичкают себя лекарствами, стремясь исцелиться от воображаемых болезней.
- Мы можем видеть на примере животных, что душевные волнения вызывают у нас болезни. 
- Душевное волнение ослабляет и подрывает обычно и телесные силы, а вместе с тем и саму душу.
- Подобно тому, как самая глубокая дружба порождает самую ожесточенную вражду, а самое цветущее здоровье – смертельную болезнь, точно так же глубокие и необыкновенные душевные волнения порождают самые причудливые мании и помешательства; от здоровья до болезни один шаг.
- Философы всех школ согласны в том, что высшее благо состоит в спокойствии души и тела. Но где его найдешь?
- Я считаю, что к двадцати годам душа человека вполне созревает, как и должно быть, и что она раскрывает уже все свои возможности. Если до этого возраста душа человеческая не выказала с полной очевидностью своих сил, то она уже никогда этого не сделает.