1. Для того, чтобы разобраться с диалектикой Гегеля, обратимся к системе его философии, изложенной в "Энциклопедии философских наук", ("Мысль"., М., 1975.)

2. Вот текст самого Гегеля (цитата несколько пространная) с моими комментариями (все выделения мои):

ДАЛЬНЕЙШЕЕ ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛОГИКИ И ЕЕ РАЗДЕЛЕНИЕ

§ 79

Логическое по своей форме имеет три стороны: а) абстрактную, пли рассудочную, b) диалектическую, или отрицательно-разумную, c) спекулятивную, или положительно-разумную,

[201]

Эти три стороны не составляют трех частей логики, а суть моменты всякого логически реального, т. е. всякого понятия или всего истинного вообще.

Иначе говоря, рассудочное, абстракное не противопоставлено диалектическому и спекулятивному - а моменты одного и того же Логического вообще. Это важно для дальнейших выводов.

Все они могут быть положены в первом моменте, в моменте рассудочности, и благодаря этому могут быть удерживаемы в своей обособленности, но в этом виде они рассматриваются не в их истине. Указания, которые здесь делаются относительно определения логического, равно как и относительно разделения логики, также являются лишь предвосхищением и историчны.

Именно рассудок различает эти три момента Логического, но в рассудке они положены как обособленные - т.е. не в истине - которая состоит в том, что они пронизывают друг друга.

§ 80

а) Мышление как рассудок не идет дальше неподвижной определенности и отличия последней от других определенностей; такую ограниченную абстракцию это мышление считает обладающей самостоятельным существованием.

Прибавление. Когда речь идет о мышлении вообще или, точнее, о постижении в понятиях, то часто имеют при этом в виду лишь деятельность рассудка, Но хотя мышление есть непосредственно (zunachst) рассудочное мышление, оно, однако, на этом не останавливается, и понятие уже не есть определение рассудка. Деятельность рассудка состоит вообще в том, чтобы сообщить содержанию форму всеобщности; правда, всеобщее, полагаемое рассудком, есть некоторое абстрактно всеобщее, которое как таковое фиксируется в противоположность особенному и благодаря этому само в свою очередь также оказывается особенным. Так как рассудок действует по отношению к своим предметам разделяющим и абстрагирующим образом, то он, следовательно, представляет собой противоположность непосредственному созерцанию и ощущению, которые как таковые всецело имеют дело с конкретным и застревают на нем.

К этой противоположности между рассудком п ощущениями относятся те часто повторяющиеся упреки, которые обычно делают мышлению вообще. Эти упреки сводятся к тому, что мышление жестоко и односторонне и что оно в своей последовательности ведет к гибельным и разрушительным результатам. На такие упреки, поскольку они по своему содержанию справедливы, следует раньше всего ответить, что ими задевается не мышление вообще, точнее, не разумное, а лишь рассудочное мышление.

Здесь Гегель дает определение рассудка - как мышления двигающегося в абстрактных понятиях. Именно рассудок противопоставлен непосредственному созерцанию и ощущению.

Но затем следует прибавить, что прежде всего мы

[202]

должны признать право и заслугу чисто рассудочного мышления, состоящую вообще в том, что как в теоретической, так и в практической области никакая прочность и определенность невозможны без помощи рассудка.

Иначе говоря, рассудок и есть то, что определяет все различия в мышлении - вся содержательность мышления в смысле различий проистекает из рассудка. Так что рассудок - это не какой-то ущербный вид мышления, а мышление как таковое. Разумное мышление вырастает только на почве рассудка и движется в различиях, которые установлены рассудком!

Что касается процесса познания, то он начинается с того, что наличные предметы постигаются в их определенных различиях; так, например, при рассмотрении природы различаются вещества, силы, виды и т. д. и самостоятельно фиксируются в этой их изолированности. Мышление действует при этом как рассудок, и принципом его деятельности является здесь тождество, простое отношение с собой. Это тождество есть то, что ближайшим образом обусловливает в процессе познания переход от одного определения к другому. Так, в математике величина есть то определение, которое обусловливает дальнейшее движение мысли. В геометрии, таким образом сравнивают друг с другом фигуры, выделяя то, что в них тождественно. Так же и в других областях познания, например в юриспруденции, движение нашей мысли определяется прежде всего тождеством. Здесь умозаключают от одного определения к другому, так что умозаключение есть не что иное, как движение мысли, согласно принципу тождества.

Итак, рассудок устанавливает всю сферу определенности мышления, принципом рассудка как мышления выступает тождество. Здесь уже предвосхищено то утверждение, что диалектическое и спекулятивное "паразитируют" на рассудочном, поскольку они не имеют своего содержания, кроме того, которое дано в рассудке. Как окажется (забегая вперед) диалектическое и спекулятивное есть только "интерпретация" рассудочного и нечего не добавляет к его содержательности.

Не только в теоретической, но и в практической области нельзя обойтись без рассудка. Для того чтобы совершить поступок, требуется главным образом характер, а человек с характером — это рассудительный человек, который как таковой имеет перед собой определенную цель и твердо ей следует. Кто хочет достигнуть великого, тот должен, как говорит Гёте, уметь ограничивать себя. Напротив, тот, кто хочет всего, на самом деле ничего не хочет и ничего не достигнет. Существует масса интересных вещей на свете: испанская поэзия, химия, политика, музыка; все это очень интересно, и нельзя ничего иметь против человека, который ими интересуется, однако, чтобы создать что-нибудь определенное, данный индивид в данной ситуации должен держаться чего-либо одного и не разбрасывать свои силы в различных направлениях. Точно так же каждая профессия требует, чтобы ею занимались рассудительно; так, например, судья должен держаться закона, выносить решения, не отклоняясь от закона, не принимая оправданий, — должен судить нелицеприятно.

Эти примеры еще раз фиксируют существенность рассудка.

Далее, рассудок есть вообще существенный момент образования. Образованный человек не удовлетворяется туманным и неопределенным, а схватывает предметы в их

[203]

четкой определенности; необразованный же, напротив, неуверенно шатается туда и обратно, и часто приходится затрачивать немало труда, чтобы выяснить с таким человеком, о чем же идет речь, и заставить его неизменно держаться именно этого определенного пункта.

Важность рассудка и состоит в том, чтобы зафиксировать четкие определенности мысли.

Далее, так как согласно прежде данному нами разъяснению, логическое следует вообще понимать не только в смысле субъективной деятельности, а, наоборот, как всецело всеобщее и, следовательно, вместе с тем объективное, то это верно также и по отношению к рассудку — этой первой форме логического. Рассудок, согласно этому, следует рассматривать как нечто соответствующее тому, что называют божьей благодатью, поскольку под последней понимают то, что конечные вещи существуют, что они имеют устойчивое бытие.

Здесь существенный момент для понимания Гегеля, поскольку для него Бог=Абсолют и есть цель всего движения его системы. Как я уже писал, рассудок есть мышление вообще, взятое со стороны своей определенности. Рассудок и есть все то, что зафиксировано в мышлении, определено, разграничино, отличено - или как говорит Гегель, есть благодать Абсолюта - фиксация Бога в его определительном покое.

Так, например, в природе благость божья познается в том, что различные классы и виды животных и растений снабжены всем тем, в чем они нуждаются для своего существования и развития. Точно так же обстоит дело и с человеком, с индивидами и с целыми народами, которые все, что нужно для их существования и развития, отчасти преднаходят как непосредственно наличное (например, климат, свойства почвы и ее продукты и т. д.), отчасти обладают им в виде задатков, талантов и т. д. Так понимаемый рассудок обнаруживает свое присутствие во всех вообще областях предметного мира, и совершенство предмета непременно предполагает, что принцип рассудка занимает в нем место, принадлежащее ему по праву. Государство, например, несовершенно, если оно не знает определенного различия сословий и занятий и если различные по своему понятию политические и административные функции еще не развились в особые органы, подобно тому как это, например, имеет место в развитом животном организме с различными функциями ощущения, движения, пищеварения и т. д. Из предшествующих разъяснений вытекает, далее, что и в таких областях и сферах деятельности, которые, со¬гласно обычному представлению, как будто очень далеки от рассудка, последний все же не должен отсутствовать и его отсутствие должно рассматриваться как недостаток. В особенности это верно по отношению к искусству, религии и философии. Так, например, в искусстве рассудок обнаруживается в том, что различные по своему понятию формы прекрасного фиксируются и воспроизводятся в этом их различии. То же самое верно и по отношению к отдель-

[204]

ным произведениям искусства. Для того чтобы драматическое произведение было прекрасным и завершенным, необходимо, чтобы характеры различных персонажей были развиты в их чистоте и определенности, и именно так, чтобы различные цели и интересы, вокруг которых вращается действие, были ясно и четко очерчены. Что касается затем религиозной области, то (независимо от прочих различий в содержании и понимании) существенное преимущество греческой мифологии над северной состоит также и в том, что в первой отдельные образы богов разработаны до полной пластической определенности, между тем как в последней они погружены в туман мутной неопределенности. Что, наконец, философия также не может обойтись без рассудка, это после всего вышесказанного вряд ли нуждается в особом разъяснении. Для философствования требуется прежде всего, чтобы каждая мысль мыслилась нами во всей ее строгости и чтобы мы не оставляли ее смутной и неопределенной.

Эти разъяснения выглядят очевидностями, однако, и старые и новые "диалектики" рассматривают рассудок и рассудочное мышление как нечто недостойное, нечто убогое, нечто недостаточное, как если бы рассудок был чем-то только предварительным, необязательным, и вообще порочным. Но рассудок и есть МЫШЛЕНИЕ, как оно есть. У мышления нет никакого другого содержания, определенности, фиксированного различия, кроме рассудочного. Все остальные формы Логического - диалектическое и спекулятивное - базируются на различиях, установленных рассудком!

Но обыкновенно говорят также, что рассудок не должен заходить слишком далеко, и это утверждение верно, ибо рассудочные определения, разумеется, не являются последним результатом, а, наоборот, конечны, говоря более точно, носят такой характер, что доведенные до крайности превращаются в свою противоположность; юношеству свойственно блуждать в абстракциях, но человек, умудренный жизненным опытом, напротив, не отдается абстрактному или-или, а держится конкретного.

Конечно же, рассудок для Гегеля не является чем-то последним (есть еще разум), но недостаток рассудка не в том, что он есть нечто неполноценное сам по себе, а в том, что его определения ДОВЕДЕННЫЕ ДО КРАЙНОСТИ переходят в противоположные. Иначе говоря, недостатком рассудка является то, что он остается верен своей природе - оставать равным себе, держаться тождества и обособления различий! Иначе говоря, недостаток рассудка есть нечто относительное - она есть, по Гегелю, переинтерпретация (с какой позиции? - ясно что с позиции диалектики и спекуляции) самого его достоинства - оставать равным себе.

§ 81

b) Диалектический момент есть снятие такими конечными определениями самих себя и их переход в свою противоположность.

Здесь следует заметить, что диалектическое Гегель везде (см.ниже) будет понимать только как отрицание и переход конечных (т.е. рассудочных) определений. Диалектическое у Гегеля нигде не понимается как синтез, но только как отрицательно-разумное - как движение отрицания в конечных определениях (скептицизм). Это важно в том отношении, что все примеры, в которых Гегель говорит о диалектике - имеют в виду не синтез, а движение отрицания одних определенностей другими, или переход между ними. Такая "диалектика" не имеет ничего общего с тем, что принято считать диалектикой у Маркса, Энгельса и материалистической диалектики вообще. Здесь явно зияет, как будет видно ниже, подмена понятия.

Примечание. 1) Диалектическое, взятое для себя, обособленно от рассудка, выступает, в особенности в научных понятиях, как скептицизм, где результатом диалектики является голое отрицание.

Очено важное место, на которое "диалектики" не любят обращать внимание. Диалектика есть только скептицизм, только движение отрицания. Здесь у Гегеля, "диалектика" везде определена не в смысле синтезов (об этом речь пойдет в положительно-разумном и называет это положительно-разумное Гегель не диалектикой, а спекуляцией! (См. дальше). В рассудке это движение приобретает вид перехода от одного определения к другому.

2) Диалектика обыкновенно рассматривается как внешнее искусство, которое произвольно вносит путаницу в определенные понятия и создает в них лишь видимость противоречий. Вследствие этого признаются ничтожными не эти определения, но указанная видимость, и рассудочное скорее оказывается истинным. Часто диалектика и на самом деле представляет собой не что иное, как субъективную игру, которая по произволу выдвигает то доказательства, то опроверже-

[205]

ния — рассуждательство, в котором отсутствует содержание и пустота которого прикрывается остроумными соображениями.

Здесь Гегель указывает, что диалектика - это не просто рассуждательство, игра ума, путаница...

Однако в своей подлинной определенности диалектика, наоборот, есть собственная истинная природа определений рассудка, вещей и конечного вообще.

...Диалектика есть доведение определений рассудка (конечности) до логического завершения - то есть показывание того, как определения рассудка связаны с друг другом (но следует помнить, что диалектика здесь не синтез, а только скептицизм, отрицание определенности рассудка!). Об этом Гегель подробно пишет дальше:

Рефлексия есть прежде всего движение мысли, выходящее за пределы изолированной определенности и приводящее ее в отношение и связь с другими определенностями так, что определенности хотя и полагаются в некоторой связи, но сохраняют свою прежнюю изолированную значимость. Диалектика же есть, напротив, имманентный переход одного определения в другое, в котором обнаруживается, что эти определения рассудка односторонни и ограниченны, т. е. содержат отрицание самих себя.

Диалектика - это связь различных определений через отрицание. Действительно, отрицание полагает границу определенности и в то же время обозначает, что есть за этой границей. Иначе говоря, диалектика как ее понимает Гегель - это не переход от противоречия к синтезу, а только движение в противоречии. Потому Гегель и называет диалектику - отрицательно-разумным.

Сущность всего конечного состоит в том, что оно само себя снимает. Диалектика есть, следовательно, движущая душа всякого научного развертывания мысли и представляет собой единственный принцип, который вносит в содержание науки имманентную связь и необходимость, в котором вообще заключается подлинное, а не внешнее возвышение над конечным.

Важно рассматривать все эти высказывания Гегеля не изолированно, а в контексте! Ведь как мы показали, Гегель под диалектикой понимает вообще только отрицательное движение - переход от одного конечного определения к другому, что показывает ограниченность этого конечного и одновременно связь всех определений. Но диалектика сама по себе ни к чему положительному не приходит, как и скептицизм (это "положительное" обнаруживается в диалектике только с позиций спекуляции). Диалектика есть только отрицательно-разумное. Но эта отрицательность диалектики позволяет увидеть связь и границы всего конечного, всех определений рассудка - связь, их взаимный переход и обусловленность. Современные "диалектики" под "диалектикой" понимают совсем другое - противоречие и синтез на его основе - но это то, что Гегель называет спекуляцией, а не диалектикой!

Прибавление 1-е. В высшей степени важно уяснить себе, как следует понимать и познавать диалектическое. Оно является вообще принципом всякого движения, всякой жизни и всякой деятельности в сфере действительности. Диалектическое есть также душа всякого истинно научного познания. Нашему обыденному сознанию не останавливаться на абстрактных определениях рассудка представляется делом справедливости (по пословице: живи и давай жить другим), так что мы признаем как одно, так и другое. Но более строгое рассмотрение показывает, что конечное ограничивается не только извне, но и снимается благодаря своей собственной природе и благодаря себе самому переходит в свою противоположность.

Все эти цитаты следует рассматривать сквозь призму того, КАК Гегель определяет диалектику вообще. Для него, как следует из вышесказанного, диалектика есть движение отрицания - от одного определения к другому без всякого синтеза. Естественно, так понятая диалектика - как скептицизм в отношении рассудка - есть "принцип всякого движения", "всякой деятельности" и "жизни". Что ж здесь удивительного!

Так, например, говорят: «человек смертен» — и рассматривают смерть как нечто, имеющее свою причину лишь во внешних обстоятельствах; согласно этому способу рассмотрения, существуют два отделенных друг от друга свойства человека: быть живым, а также быть смертным. Но истинное понимание состоит в том, что жизнь как таковая носит в себе зародыш смерти и что вообще конечное в себе противоречиво и вследствие этого снимает себя. Не следует, далее, смешивать диалектику с софистикой, сущность которой как раз и состоит в том, что она пользуется односторонними и абстрактными определениями в их изо-

[206]

лированности, в зависимости от того, какого из этих определений требуют в данный момент интересы индивидуума и то положение, в котором он сейчас находится. Так, например, в практической сфере важно, чтобы я существовал и обладал средствами к существованию. Но если я выдвигаю эту сторону дела, этот принцип моего блага как таковой и делаю из него вывод, что я имею право красть или изменять отечеству, то это софизм. Точно так же моя субъективная свобода представляет собой существенный принцип моих действий в том смысле, что я должен поступать согласно своему разумению и убеждению. Но если я руководствуюсь только этим принципом, то это также софистика, и этим я выбрасываю за борт все принципы нравственности.

Ближайшим образом, диалектика как скептицизм вообще близка к софистики - но Гегель здесь устанавливает существенную разницу. Софистика, как и диалектика, есть скептицизм в отношении рассудка, но софистика исходит из внешних целей и интересов, чтобы оправдать свой вывод, диалектика исходит из самой внутренней природы предмета:

Диалектика существенно отлична от такого образа действия, ибо она ставит себе целью рассматривать вещи в себе и для себя, т. е. согласно их собственной природе, обнаруживая при этом конечность односторонних определений рассудка.

Говоря об односторонности определений рассудка, следует помнить, что никаких других определений нет. Диалектика движется внутри рассудка, в его определенности. Диалектика есть только движение, переход от одного к другому (без синтеза!) - она не имеет собственной определенности. Всю определенность диалектика черпает из рассудка. Так что для диалектика рассудок со своей определенностью существеннен. Без его строго закрепленных различий невозможно было бы и движение, преодолевающей эти различия - "односторонности", как об этом пишет Гегель.

Диалектика, впрочем, не представляет собой ничего нового в философии. Среди древних изобретателем диалектики называют Платона и делают это с полным правом, поскольку в филосософии Платона диалектика впервые встречается в свободной научной и, следовательно, в объективной форме. У Сократа диалектика, в согласии с общим характером его философствования, имеет еще преимущественно субъективную форму, а именно форму иронии. Сократ направлял свою диалектику, во-первых, против обыденного сознания вообще и, во-вторых, в особенности против софистов. В своих беседах он делал вид, что хочет точнее осведомиться о том предмете, о котором шла речь; для этой цели он ставил всевозможные вопросы и таким путем приводил своих собеседников к утверждениям, противоположным тем, которые им сначала казались правильными. Если, например, софисты называли себя учителями, то Сократ при помощи ряда вопросов заставил софиста Протагора признаться, что всякое обучение есть только воспоминание. Платон затем в своих строго научных диалогах показывает посредством диалектического рассуждения конечный характер всех прочных определений рассудка. Так, например, в «Пармениде» он выводит многое из единого и, несмотря на это, показывает, что многое лишь постольку есть многое, поскольку определяет себя как единое. Платон пользовался диалектикой с великим умением.

Итак, диалектика Платона - это и есть то, что понимает Гегель под "диалектикой". У Платона нет никаких синтезов - тольк двжиение столкновения одного мнения с другим.

В новейшее время преимущественно Кант напомнил снова о диалектике и

[207]

отвел ей подобающее место, введя так называемые антиномии разума, о которых мы уже говорили выше (§ 48). В этих антиномиях дело идет отнюдь не о колебании между различными основаниями и не о голом субъективном рассуждении, а о том, чтобы показать, что всякое абстрактное определение рассудка, взятое лишь так, как оно само себя понимает, непосредственно переходит в свою противоположность.

Антиномии Канта Гегель рассматривает как пример диалектики! Опять же ясно, что диалектика у Гегеля - это не синтезы, а простое движение в различных опрелениях, в их взаимном переходе и столкновении, но не синтез!

Как бы упорен ни был рассудок в своем сопротивлении диалектике, ее все же отнюдь нельзя рассматривать как исключительную принадлежность философского сознания, ибо то, о чем в ней идет речь, мы уже находим также и в каждом обыденном сознании, и во всеобщем опыте. Все, что нас окружает, может рассматриваться как пример диалектики. Мы знаем, что все конечное, вместо того чтобы быть прочным и окончательным, наоборот, изменчиво и преходяще, а это и есть не что иное, как диалектика конечного, благодаря которой последнее, будучи в себе своим другим, выходит за пределы того, что оно есть непосредственно, и переходит в свою противоположность.

Опять же это высказывание следует понимать в том смысле понятия "диалектика", о котором говорит Гегель - т.е. как отрицательно-разумное движение без синтезов!

Если выше (§ 80) мы сказали, что рассудок должен рассматриваться как то, что содержится в представлении о благости бога, то теперь мы должны в том же (объективном) смысле сказать о диалектике, что ее принцип соответствует представлению о могуществе бога. Мы говорим, что все вещи (т. е. все конечное как таковое) предстают перед ее судом, и мы, следовательно, видим в диалектике всеобщую непреодолимую власть, перед которой ничто не может устоять, сколь бы обеспеченным и прочным оно себя ни мнило. Определение могущества не исчерпывает, разумеется, глубины божественной сущности, понятия бога, но оно, несомненно, составляет существенный момент любого религиозного сознания.

Диалектика есть могущество Бога (Абсолюта) и это существенно! Диалектика показывает Бога со стороны его Динамики, если можно так выразиться (Рассудок со стороны Статики). Но это динамика - есть только чистое движение, непокой, абсолютная власть движения - от одной определенности к другой и нечего иного!

Диалектика, далее, имеет силу во всех отдельных областях и образованиях природного и духовного мира. Так, например, она проявляется в движении небесных светил. В данный момент планета находится в одном определенном месте, но ее «в себе» заключается в том, чтобы быть также в другом месте, и она осуществляет это свое инобытие тем, что движется. Физические стихии также ока¬зываются диалектическими, и метеорологический процесс есть проявление их диалектики. Тот же принцип образует основу всех других процессов природы, и он же гонит природу подняться над собой. Что же касается присутствия

[208]

диалектики в духовном мире, и в частности в правовой и нравственной области, то следует здесь лишь напомнить о том, что, как это следует из всеобщего опыта, в своей наивысшей точке всякое состояние или действие переходят в свою противоположность; эта диалектика находит свое признание во многих пословицах. Так, например, одна пословица гласит: summum jus summa injuria. Это означает, что абстрактное право, доведенное до крайности, переходит в несправедливость. Точно так же известно, что в политике две крайности — анархия и деспотизм — взаимно приводят друг к другу. Осознание диалектики в области нравственности мы находим в известных пословицах: гордыня предшествует падению; что слишком остро, то скоро притупляется и т. д. Чувство, как физическое, так и душевное, также имеет свою диалектику. Известно, что крайняя печаль и крайняя радость переходят друг в друга; сердце, переполненное радостью, облегчает себя слезами, а глубочайшая скорбь иногда проявляется улыбкой.

Все эти примеры становятся просто очевидными, если под диалектикой понимать движение мысли от одной определенности к другой. Здесь нет ничего особенного - это естественное представление! Но наши "диалектики" понимая под ней нечто иное - синтезы - подсовывают все эти цитаты из Гегеля и тем самым занимаются подлогом и фальсификацией! У Гегеля диалектика не занимается никакими синтезами, этим будет заниматься (как мы увидим) только спекуляция!

Прибавление 2-е. Мы не должны рассматривать скептицизм как учение, согласно которому во всем следует сомневаться; скептицизм, наоборот, вполне уверен в своем утверждении, т. е. в ничтожности всего конечного. Кто только сомневается, тот еще не потерял надежды, что его сомнения, может быть, получат разрешение и что одно из определений, между которыми он колеблется, окажется незыблемой истиной. Скептицизм же в его подлинном смысле есть полнейшая безнадежность относительно всех тех определенных утверждений, которые рассудок считает незыблемыми, и возникающее в результате этого твердого убеждения умонастроение есть настроение непоколебимости и душевного покоя. Таков возвышенный античный скептицизм в том изложении, которое мы находим главным образом у Секста Эмпирика, и который в качестве дополнения к догматическим системам стоиков и эпикурейцев был развит в позднейшую римскую эпоху. Не следует смешивать с этим возвышенным античным скептицизмом вышеупомянутый (§ 39) новейший скептицизм, который отчасти предшествовал философии Канта, отчасти же произошел из нее; этот скептицизм состоит только в отрицании истинности и достоверности сверхчувственного, в указании, что мы должны держаться лишь чувственного и того, что налично в непосредственном ощущении.

Гегель различил скептицизм античный и современный.

[209]

Если, впрочем, еще и теперь скептицизм часто рассматривается как непреодолимый враг всякого положительного знания вообще и, следовательно, также философии, поскольку последняя имеет дело с положительным познанием, то следует возразить, что скептицизм опасен лишь для конечного, абстрактно-рассудочного мышления, и лишь оно не может устоять против него; философия же, напротив, содержит в себе скептицизм как момент, а именно как диалектическое.

Диалектика есть скептицим в отношении рассудка. Это естественно!

Но философия не останавливается на голом отрицательном результате диалектики, как это происходит со скептицизмом. Последний ошибочно понимает этот результат, беря его лишь как голое, т. е. абстрактное, отрицание, ибо отрицательное, получающееся как результат диалектики, именно потому, что оно представляет собой результат, есть вместе с тем и положительное, так как содержит в себе как снятое то, из чего оно происходит, и не существует без последнего. Но это уже составляет основное определение третьей формы логического, а именно спекулятивной, или положительно-разумной, формы.

Здесь указан переход от диалектики (т.е. скептицизма) к положительно-разумному, спекуляции, к тому, где у Гегеля появляется понимание перехода от противоречия (тезис-антитезис) к синтезу!

§ 82

с) Спекулятивное, или положительно-разумное, постигает единство определений в их противоположности, то утвердительное, которое содержится в их разрешении и переходе.

Итак, синтезы - утвердительное, полученное как единство противоположных определений, есть уровень не диалектики, а спекуляции.

Примечание. 1) Диалектика приводит к положительному результату, так как она имеет определенное содержание или, иначе говоря, так как ее результат есть поистине не пустое, абстрактное ничто, а отрицание известных определений, которые содержатся в результате именно потому, что он есть не непосредственное ничто, а результат.

Это стандартный для Гегеля ход - скептицизм (диалектика) в своем отрицании не получает голое ничто, но ничто определенное - как отрицание известных определений.

2) Это разумное, хотя и оно есть нечто мысленное и притом абстрактное, есть вместе с тем и конкретное, потому что оно есть не простое, формальное единство, но единство различенных определений. Философии вообще совершенно нечего делать с голыми абстракциями или формальными мыслями, она занимается лишь конкретными мыслями.

"Конкретным" Гегель называет везде то, что имеет внутри себя различие. Это Гегелевский штапм - признак, по которому он указывает, что вот это конктретно, а вот это - нет. Но фактически, такое определение конкректного само страдает односторонностью, поскольку получается, что всякое конкретное есть некий синтез (результат), а не изначальная самость. Но это замечание по ходу.

3) В спекулятивной логике содержится чисто рассудочная логика, и первую можно сразу превратить в последнюю; для этого нужно только выбросить из нее диалектическое и разумное, и она превратится в то, что представляет собой обычная логика, — в историю раз-

[210]

личных определений мысли, которые, хотя они на самом деле конечны, считаются чем-то бесконечным.

Это замечание особенно важно! Я уже не раз отмечал, что все содержание мышление со стороны его определенности дает рассудок. Диалектика и спекуляция - есть только способ отношения к этому содержанию, его переинтерпретация. При этом рассудок никуда не уходит - он остается также равным себе, но на его основе уже разворачиваются новые движения - диалектика (отрицание) и спекуляция (синтез). Без строгой определенности рассудка последние были бы невозможны!

Прибавление. По своему содержанию разумное столь мало является собственностью философии, что скорее следует сказать, что оно существует для всех людей, на какой бы ступени образования и духовного развития они ни находились; в этом смысле человека исстари справедливо называли разумным существом. Первоначальное всеобщее познание разумного эмпирично; этот эмпирический способ познания представляет собой сначала способ бездоказательного убеждения (des Vorurteils) и предпосылки, а отличительная особенность разумного, согласно данным выше разъяснениям (§ 45), ведь и состоит вообще в том, что оно есть некое безусловное и, следовательно, содержит спою определенность в самом себе. В этом смысле человек раньше всего знает о разумном, поскольку он знает о боге и знает бога как всецело определенного самим собой. Точно так же знание гражданина о его отечестве и его законах есть постольку знание разумного, поскольку он признает эти законы чем-то безусловным и всеобщим, которому он должен подчинить свою индивидуальную волю, и в этом смысле разумно уже знание и хотение ребенка, так как он знает волю родителей и хочет ее.

Общие слова о разумном. Разумное - это определенность, базирующееся на самом себе. Как это получается - разумное невозможно подвергнуть диалектике, поскольку эту "экзекуцию" оно уже прошло и есть следствие отрицательности диалектики, скептицизма. В этом устойчивость, и как говорит Гегель, безусловность разумного. Но это, конечно, только слова. Разумное - это то же самое рассудочное, но установленное как безусловное. Если рассудок - это конечное и обусловленное, поскольку есть иное, то что можно подвергнуть отрицанию. То разумное - это то, что иного не имеет, и следовательно, не является конечными и не может быть подвергуто диалектике.

Далее следует указать, что спекулятивное есть вообще не что иное, как разумное (и именно положительно разумное), поскольку оно мыслится.

Положительно-разумное! Что бы это могло быть такое? Здесь уже намечается оценочное отношение к рассудочному, которое вроде как получается неразумно. На самом деле разумное - это то же самое рассудочное, но взятое в другом отношении. Никакого нового содержания определенности, кроме рассудочного, в разумном - нет. Разумное - это правильно препарированное рассудочное. Но это и понятно. Ведь мышление и для рассудка и для разума - есть одно и то же, и определенности мышления одни и те же, разум и рассудок отличаются только своим отношением к этой определенности. То, что рассудок обособляет, разум соединяет, то, что рассудок держит как разное, разум рассматривает как одно и то же.

В повседневной жизни слово «спекуляция» употребляется в очень смутном и одновременно очень вторичном смысле; так, например, говорят о торговых или брачных спекуляциях, имея в виду, с одной стороны, то, что в этих предприятиях выходит за пределы непосредственно наличного, и, с другой — то их содержание, которое пока еще лишь субъективно, но не должно оставаться таковым, а должно реализоваться и переместиться в область объективного.

Спекуляция и есть спекуляция - получение дохода из ничего - перепродажи. Так и поступает разум -получает свои "дивиденды" только из переиначивания рассудочных определений.

Об этом обычном употреблении слова «спекуляция» следует сказать то же самое, что мы сказали выше об употреблении слова «идея»; к этому мы должны еще прибавить, что часто люди, считающие себя достаточно образованными, также говорят о спекуляции лишь в определенном смысле — в смысле только субъективного. Чисто спекулятивное понимание природных пли духовных состоянии и отношений, говорят эти люди, может быть, правда, прекрасным и правильным, но опыт не согласуется

[211]

c этим Пониманием, и в применении к действительности оно не может быть допущено. Против этого мы должны сказать, что спекулятивное по своему истинному значению ни в предварительном, ни в окончательном определении не есть нечто чисто субъективное, но, наоборот, есть именно то, что содержит в себя снятыми те противоположности, дальше которых рассудок не идет (и, следовательно, содержит в себе также и противоположность между субъективным и объективным) и именно этим обнаруживает себя как конкретное и как тотальность. Спекулятивное содержание поэтому не может быть также выражено в одностороннем предложении. Если, например, мы говорим, что абсолютное есть единство субъективного и объективного, то это хотя и правильно, но все же односторонне постольку, поскольку здесь выражено только единство и именно на нем делается ударение, между тем как на самом деле субъективное и объективное ведь не только тождественны, но также и различны.

Здесь Гегель сильно озабочен тем, чтобы его спекуляцию не поняли превратно - как только субъективное. Действительно, рассудочное и даже диалектическое - есть нечто понятное, само собой разумеющееся, но не так со спекулятивным - нововведением самого Гегеля. За это спекулятивное ему благодарны все старые и новые "диалектики". Именно эту спекуляцию - "торговлю смыслом" - и называют современные "диалектики" диалектикой, вопреки самому Гегелю.

Относительно спекулятивного мышления мы должны еще заметить, что под этим выражением следует понимать то же самое, что раньше применительно в основном к религиозному сознанию и его содержанию называлось мистическим. Когда в наше время говорят о мистике, то, как правило, употребляют это слово в смысле таинственного и непонятного, и в зависимости от полученного образования и образа мыслей одни смотрят на это таинственное и непонятное как на нечто подлинное и истинное, а другие видят в нем суеверие и обман. Мы должны прежде всего заметить, что мистическое, несомненно, есть нечто таинственное, но_оно таинственно лишь для рассудка, и это просто потому, что принципом рассудка является абстрактное тождество, а принципом мистического (как синонима спекулятивного мышления) — конкретное единство тех определений, которые рассудок признает истинными лишь в их раздельности и противопоставленности.

Что называется - приехали! Спекуляция - это своего рода мистика! Ведь не бывает никакой другой мистики, кроме мистики для рассудка! И эту "мистику" диалектики хотят выдать за последнее слово в философии?

Прибавим, что если те, которые признают мистическое истинным знанием, остаются все же при том, что оно есть нечто всецело таинственное, то они обнаруживают этим, что и для них также мышление означает только абстрактное полагание тождественности, а следовательно, для достижения истины нужно, по их мнению, отказаться от мышления, или, как часто выражаются, нужно ограничить разум. Но, как мы уже видели, абстрактное рассудочное мышление столь мало представляет собой нечто незыблемое и окон-

[212]

чательное, что оно, наоборот, обнаруживается как постоянное снятие самого себя и как переход в свою противоположность, разумное же мышление как таковое состоит именно в том, что оно содержит в самом себе противоположности как игральные моменты. Все разумное мы, следовательно, должны вместе с тем назвать мистическим, говоря этим лишь то, что оно выходит за пределы рассудка, а отнюдь не то, что оно должно рассматриваться вообще как недоступное мышлению и непостижимое.

Гегелевская мистика нечем не отличается от мистика каких-нибудь христианских богословов. Главное Гегель честнее многих "диалектиков", которые хотят сделать эту "мистику" материалистической. И ведь если обратиться к тексту, то речь не идет о метафоре, но именно прямом смысле слова "мистика" - как нечто, покидающее пределы рассудка, т.е. здравого смысла. Никакой другой мистики и не бывает! :)))