женщина "читающая" книгу говорит о комфорте существования, ничто так не способствует женской сексуальности как её устроенное существование, и 18 век даёт представление об этом, сейчас такого уже нет, и где время досуга потеряно. Понятно, даются верхние слои населения, которые могли жить комфортно, но это не важно, важно что только такая жизнь естественная для любой женщины. Чернышевский тоже писал, что женщине требуется больше свободы чем мужчине, но это значит только что женщина менее свободная изначально, разумеется женский биопол подразумеваю, женщина в браке является только. Это ещё раз доказывает абсурдность феминизма как движения к свободе, какой смысл в свободе если у тебя всё под рукой, и есть что-то важное вне комфорта, и 18 век отвечает на этот вопрос, это жизнь женщины в любви, где мужчина мог создать условия только для этого, и делать вид что случаен. Тотальные режимы сделали ставку на "материнство" и отняли комфорт у женщины, и в этом был глубокий смысл системы, чтобы "женщина" исчезла и появилась работница, таким только образом можно было убрать "мужское" достоинство.  Чернышевский в романе Что делать это и показал, когда жена "полюбила", то муж слинял вовсе, чтобы она любила того только, кто "полюбится", а не того, кто её хочет любить. Чернышевский был подавлен "женщиной", и поэтому садо-мазо неприемлемо ему было, хотя половая любовь не может обходиться без него в силу женского мазохизма, ведь любовь героини не случайная к "проходящему" мимо "другу". Понятно какую женщину возможно любить и сейчас, видимо ту, что "читает", комфорт не состояние вовсе, а ощущение, и если оно иногда имеется, уже хорошо.

Потребителями этого типа литературы бы ли в основном женщины; господствующая гендерная идеология придавала женскому телу статус объекта, она показывала его охваченным желанием, заставляющим ее ожидать партнера, с которым читатель мужчина не мог подспудно не отождествлять себя. Подобная ситуация, при которой мужчина вначале отсутствует, затем внезапно себя обнаруживает, кажется, гораздо более удовлетворяла самолюбие читателя мужского пола, чем согласное чтение мужчины и женщины, от слов любви переходящих постепенно к действиям. В этом случае появление мужчины в романе «оправдывается» зрелищем женщины, охваченной желанием и пытающейся удовлетворить его, в том числе и посредством мастурбации. 
«Софа» (l742) Кребийона помещает нас в положение наблюдателей в женском пространстве, самим воплощением которого является будуар. В традиции восточной волшебной сказки герой, будучи превращенным в софу, перемещаемую из одного будуара в другой, становится свидетелем проделок и уверток лицемерных женщин, неспособных сочетать удовольствие с искренним чувством. Первая из них, Фатима, уверяет окружающих, что удаляется для духовных упражнений, в то время как ее часовня становится театром упражнений отнюдь не духовного свойства. Этому лицемерию отвечает и двойственный характер ее библиотеки, а точнее, библиотек. Одна, доступная взгляду и даже выставленная напоказ, наполнена исключительно благочестивыми книгами. Вторая, «искусно врезанная в стену и умело сокрытая от посторонних глаз», содержит книги совсем иного рода: «Мне показалось, что книга, взятая из второго шкафа, не очень заинтересовала мою госпожу, хотя это был толстый сборник размышлений, составленный неким брахманом. […она] затем отбросила эту книгу и принялась за первую, взятую из потайного шкафа и оказавшуюся романом, исполненным нежных сцен и живых картин». 
Этот двойной стандарт и есть то, что противопоставляет литературу официальную литературе галантной и даже непосредственно порнографической продукции. Повествователь следит за воздействием, которое таинственный роман производит на Фатиму: «…у меня создалось впечатление, что книга нравилась ей. В ее глазах появился блеск, она отложила роман, но не для того, чтобы избавиться от мыслей, навеянных чтением, а напротив, чтобы предаться им с большим сладострастием». Логика подобного типа романа подсказывает необходимость уединения и отказа от общества. 
Если рассказ либертена, превращенного в софу, открывается подобной сценой, то роман «Тереза философ» ею заканчивается. Не случайно картины одиночных практик помещены в ключевых местах обеих историй. Тереза почти уже стала философом, ей остается преодолеть еще несколько предрассудков, чтобы стать им вполне. Она отказалась от религиозных и нравственных иллюзий, но все еще упорствует в своем сопротивлении графу, своему благодетелю. Последний привозит в имение, где он поселил молодую девушку, свою «галантную библиотеку» с «собранием картин в том же стиле». Он предоставляет Терезе полную свободу пользоваться ею: «Я ставлю свою библиотеку и свои картины против вашей девственности: вы не сохраните своего целомудрия даже и в течение двух недель, как вы тó обещаете». Тереза начинает читать «Историю Дона Шалопута, привратника картезианской обители», «Историю привратницы монастыря кармелиток», «Дамскую академию», «Церковные лавры», «Темидору», «Фретийон» и т.д. Но к окончательному падению или «эмансипации» ее подталкивают картины, развешанные в спальне. В постели она принимает позу богини из картины «Любовь Марса и Венеры» и сама зовет к себе графа: «Какой сюрприз! Какой счастливый миг! Вы внезапно появились, более гордый, более блестящий, каким и сам Марс не являлся на картине. Легкий халат, вас прикрывавший, тут же был сброшен. “Я был слишком деликатен, сказали вы мне, чтобы воспользоваться первым же преимуществом, которое ты мне дала: я был у двери, откуда видел все, слышал все; но я не хотел быть обязанным своим счастьем одному лишь выигрышу в хитроумном пари. Я пришел, милая моя Тереза, лишь потому, что ты сама меня позвала”». Граф идентифицируется здесь с изображенным на картине богом Марсом, в свою очередь читатель мужчина волен вообразить себя графом. Роман на всем его протяжении требовал эротического домысливания и предлагал теоретические обоснования: он завершается тем, что Тереза отдает просвещенному мужчине в дар свое тело, а также — метафорически — свою жизнь, соглашаясь превратить ее всю в рассказ от первого лица.
https://www.freedocs.xyz/pdf-437254900 М. Делон. Искусство жить либертена. Либертинская повесть XVIII века. Пер. с франц.