В. А. Зозуля
соискатель кафедры культурологии, философии и социальных наук Нижневартовского государственного университета Научный руководитель: д-р филос. наук, профессор Н.Д.Наумов
ОБ ОТКРЫТЫХ И ЗАКРЫТЫХ СТРУКТУРАХ СОЗНАНИЯ
Когда мы определяем для самих себя такое понятие, как «сознание», мы явим, тем самым, некий особый антропологический и философский феномен, прежде не существовавший для нас, как понятие. Столь категоричное утверждение вовсе не означает, что сознание было нам недоступно до этого момента, как единственная категория жизни. Мы пользовались им и пользуемся по праву непреложной естественной данности, и на основании этого не обязаны задумываться над тем, а чем мы, собственно, владеем?
Из наиболее насущных философских вопросов самым важным, который мы никак не можем пропустить в своей жизни, является следующий: кто мы есть на самом деле? Но, задавая этот вопрос самим себе, мы никогда не можем рассчитывать на подробный ответ, ибо мы не ждем ответа на него от самих себя, а не ждем по причине знания того, что мы — это мы, или я — это я. Но почему именно мы — это мы и я — это я? — это оставалось для нас несущественно; поскольку, задавая эти вопросы, мы получали ответ на него не из собственного сознания, а извне.
Здесь следует заметить, что то знание о нас самих, что приходит из внешнего мира посредством органов чувств, — это знание ложно, не истинно, в нем нельзя быть уверенным, и по этой причине оно должно быть подвергнуто сомнению и проверке мышлением. Что и происходит в нашем сознании. Это знание можно назвать еще знанием не по-истине, а по-мнению.
Исходя из этого, возникает следующая категория понимания: собственное отношение индивида к понятию «истинное — ложное». Отсюда возникает закономерный вопрос:
Как индивид может различить истинное и ложное, если будет исходить только из собственного представления об этих понятиях?
Существует мнение, что во всех случаях, с которыми придётся, так или иначе, иметь дело индивиду, истинное и ложное будут совпадать, причем дословно. Это не значит, что они суть одно. Они могут пониматься как или одно, или другое, т.е. налицо психологизм восприятия. Истину вполне возможно принять за ложь, а ложь — за истину. Единого критерия определения истинного нет. Лев Толстой определял истинное, как простое, а ложное — как нуждающееся в многословии.
Но так бывает не во всех случаях. Мы можем сказать, руководствуясь Кантовской мыслью, что истинен только Бог. Он обладает истиной, так как Сам истинен. Он знает, что такое ложь, и кто ее «отец». Поэтому в богословской литературе имеется неоднократное предупреждение, что падшие ангелы могут являться людям в виде Ангелов Света, а потому их следует испытывать во всех случаях молитвенным обращением к Богу. Но подобный опыт (в большинстве описанных случаев) более характерен для клириков, а для мирян настоящего времени различение истинного и ложного — это способ определения самого себя по отношению к миру и пониманию происходящего. Человек хочет знать, что с ним происходит на самом деле, и для этого прикладывает все силы, если он занят мышлением. Когда акта мышления не происходит (причину опускаем), индивид довольствуется тем пониманием, что существует у него априорно. Скажем так: если человек избирает какую-либо данность, полагая ее за истину, то вполне может быть, что эта данность ложна, но ложна для него в перспективе (о которой он и не догадывается), а пока — истинна. История царя Эдипа Софокла — хороший тому пример, пусть и пример из литературы. Но в том-то и вся прелесть литературы, что она содержит в себе самое важное, что имеется в жизни, и оно подобно нектару, извлеченному из цветка.
Бытует и другое мнение, при котором, как было сказано выше, человек полагает истину за ложь, и должно пройти время, чтобы истинное мнение возобладало. М. К. Мамардашвили в лекции по эстетике мышления приводит пример с двумя дерущимися, которым не втолковать такого простого факта, что они братья, если они этого не знают [3. С. 10—11]. Знание уже должно случиться с ними или быть следствием движения их душ во времени, а пока его нет, истина, получаемая извне, будет приниматься индивидом (или индивидами, учитывая этот пример), как ложная.
Теперь вернемся к мышлению индивида в отношении себя самого. Скажем сразу, что этот акт мышления может иметь несколько состояний, как низкого, так и высокого порядка. Говоря о них кратко, заметим, что речь идет о подавленной личности до состояния мании, а также о мании величия. Эти два состояния мышления, при всем их различии личностного отношения к себе и окружающему миру, все же имеют сходство в том, как строятся отношения. А они строятся от мысли, что «Я» — это центр мира. Это не значит, что если мы думаем о себе в превосходной степени (как в высокой, так и в низкой), то эта превосходная степень действительно имеет место быть, и с этим должен кто-то еще считаться и поддерживать ее; потому как ложное представление о себе, самообман вполне характерен и для индивида. Впасть в него, оказывается, бывает так же легко, как и ослепнуть от яркого солнца. А самомнение — это и есть то самое «яркое солнце», затмить которое бывает непросто, и прежде всего индивиду. Чаще других от этого страдают тираны.
Самомнение не надо путать со знанием о самом себе, хотя это и легко по неопытности сделать. Знание о себе всегда первично, даже природно, тогда как самомнение возникает в виде ответа на это знание, и возникает оно в тот момент, когда индивид начинает отличать себя от других. Определившись с тем, что он — это он, и он не обладает всеми качествами, увиденными у других индивидов, индивид начинает думать, что он более достоин внимания к себе, чем кто-либо еще. Все это относится к низшей категории сознания. И это «думанье» тем больше и болезненней, чем меньше у индивида качеств, дающих ему личное превосходство. Идеальным же, высшим состоянием сознания индивида будет отказ от самомнения при полном достижении понимания самого себя, или акта познания самого себя. Утверждая так, мы исходим из того, что самомнение индивида — это своего рода глубокий «вакуум» сознания. Устранить этот «вакуум», заполнить его можно посредством изменения проявлений «Я». Само же «Я» индивида — это закрытая категория сознания, она вне понимания. Понять можно только внешнее проявление «Я», но само «Я», как «вещь в себе», или ноумен, применяя терминологию Канта, не постигаемо. Иначе говоря, «Я» не разложимо на «кубики». Нет таких «кубиков», которые можно было бы взять в руки и сложить феномен «Я». С феноменом «Я» мы сталкиваемся уже в готовом виде, а дальше происходит развитие уже предзаданного.
Следует пояснить такой аспект, что постижение, или процесс понимания, всегда направлено вовнутрь постигаемого, и оно никогда не достигает начала, глубин самого «Я». В этом случае, чтобы достичь первопричины, необходимо отказаться от собственного «Я», т. е. уподобиться семени, умереть. Отсюда и риторический вопрос:
Все ли готовы на это и как часто?
Следует подчеркнуть, индивид «рождается» только в сознании индивида, и из того, что он узнает о самом себе от себя же; поставив себя, при этом, в особые обстоятельства, которые становятся вполне возможными, при фактическом отношении тел относительно друг друга.
В этом смысле надо понимать, что из внешнего мира нельзя начать такое окончательное сознательное действие, которое бы подменило у индивида процесс рождения его самосознания. Любое сознательное внешнее воздействие будет воспроизводить, прежде всего, самоё себя, а не способствовать появлению у индивида недостающих личных качеств путем отмены или замещения, так как внешнее вторгается во внутренний мир индивида по закону свободной воли или, иначе говоря, обоюдного свободного волеизъявления. Этот акт можно назвать и актом смирения, вне догматов церкви. При этом «Я» индивида остается не нарушаемым. «Я» можно познавать только по внешним проявлениям, и то, ставя его сознательно в отношения с другими «Я».
Иными словами, индивид «впускает» в себя внешнее сознательно, допуская, что это внешнее его если и не улучшит качественно и сразу, то, во всяком случае, ему никак не повредит. То есть индивид всегда взаимодействует с внешним с целью получения информации, как о мире, так и о себе, или же о своем местоположении в мире, что для сознания важнее любых внешних связей.
Сознанию индивида, подчеркнем, важно именно определение его местоположения, так как «зная» его, он устанавливает «границы» самого себя, т. е. получает представление о своей форме. Это может звучать не совсем привычно, но сознание индивида не «укладывается» в границы «приютившего» его тела, ибо, говорим мы, у тела функция одна: служить «точкой опоры» для сознания. Человек, предположим, может находиться в покое, сидеть на стуле, но о его сознании так утверждать нельзя, поскольку оно, посредством мышления, будет все время находиться «в движении», оказываться в любых произвольно выбираемых им точках мира; причем эти точки могут быть разнесены не только в пространстве, но и во времени, или же точка (координата) может быть одна и та же, а во времени — не совпадать, и «перемещаться» сознание станет по условной временной шкале.
Следует пояснить, что сознание человека обладает способностью «перемещаться» свободно, для него не существует никаких видимых препятствий ввиду Божественной Природы. «Вы — боги» [1. 10:34], говорил Христос, обращаясь к иудеям. И если рассматривать сознание, как особую субстанцию, беспрепятственно проникающую в любые произвольно избираемые точки мира, то Христос прав: люди обладают одним из качеств Бога — свободой. Свобода — внеинстинктивное понятие, целиком порожденное сознанием для сознания, в то время как инстинкт, хотя тоже качественно продукт сознания, но уже сгенерированный для соматической природы индивида.
Надо сказать, что феномен сознания индивида есть наиболее объективный инструмент, нацеленный как на познание внешнего мира, так и на внутреннее мироустройство самого индивида. В этом смысле оно каждый раз носит характер индивидуальной принадлежности. Поэтому-то, строго говоря, удивиться этому феномену возможно только персонально, хотя сам факт феномена сознания может быть понят и принят всеми теми, кто на это способен, а такой способностью дано обладать из всех живых существ только человеку. Он один имеет способность понимать его, как феномен, для всех же других обладающих сознанием живых существ подобной проблемы не существует, и никогда не существовало.
Почему же уместно говорить об «индивидуальном удивлении» феноменом сознания?
Во-первых, это «удивление» следует рассматривать как особый «индивидуальный почерк» объекта сознания, под которым понимается индивид, наделенный феноменом сознания.
Здесь следует пояснить, что сознание индивида позволяет ему «встретить» во внешнем мире нечто, что может быть подобно его сознанию или пониматься как сознание, и не только встретить, но и понять, что именно встречено и кодифицировано.
Во-вторых, когда индивид кодифицирует собственное сознание, а рассматривать он его может только с условием, что это особый природный феномен, он определяет его отличным от других имеющих место в мире феноменов сознания.
В этом смысле индивид, чаще всего, исходит в понимании тождества и различия сознания из таких априорных аксиом, как: он — не я; я — не он; я и он вместе — мы, а также: я — не оно; оно — никогда не я; я и оно — всегда одномоментны. Последнее относится и к понятию временной последовательности, т. е. отношению и взаимодействию тел во времени; о пространстве речь мы не ведем, так как тел и самого времени — вне пространства — не существует (где пространство, там обязательно имеется тело, а равно и наоборот). Сознание же потому и «привязано» к соматической природе, что благодаря ей оно обретает и время, и форму, т. е. получает возможность смотреть относительно себя (каким оно было) на себя же (каким оно становится).
Итак, сознание индивида, имея полную и самодостаточную автономность («Я», как мы помним, — закрытая моносистема), может быть «соединено» и в этом соединении подчинено такому сознанию, которое отлично от него самого (надо сказать, что любые виды сознания одного уровня, или категории, являются, при всей имеющейся схожести, сознаниями неповторимыми). Это может произойти, если сознание индивида нуждается во внешних связях. Потребность эта вовсе не является произвольной, а проистекает из всех тех условий, в которых вынуждено существовать сознание, а именно из соматической природы человека. Именно соматическое состояние индивида определяет уровень сознания; так как сознание, которое присуще человеку, имеет во всех пунктах принципиальное отличие от сознания, скажем, растения, пусть даже и представителя высшего семейства растений, такого, к примеру, как дерево. Видовая избирательность уровня сознания обусловлена именно соматической составляющей. В этом-то и состоит ценность вещественной природы, если исходить из её функциональности, что она «разветвляет» общее поле сознания. Не будь этого закона — невозможно было бы понять, где «верх» и где «низ» иерархической «лестницы» сознания. А это непереоценимо для условий, по которым живет сознание, это единственная общемировая единица.
Следует отметить, что данная потребность во внешних связях у индивида может возникнуть и возникает в полном соответствии с законом иерархии сознания. Подчинительная же роль сознания индивида может им (индивидом) не ощущаться и, соответственно, не осознаваться, хотя и быть исполняемой интуитивно. Это значит, что сознание индивида, наряду с открытыми структурами, которые вполне объяснимы и понятны в силу своей очевидности, имеет и скрытые структуры, которые могут быть выявлены только в подчинительных (иерархических) отношениях сознания, и именно таким образом они могут быть поняты, приняты и описаны.
Характеризуя эту подчинительную функциональность сознания, следует отметить, что она носит системную, а значит, законную связь. Ни о каком хаотическом или же случайном (спонтанном) проявлении сознания речь идти не может, так как это проявление всегда законно в силу своей иерархической подчиненности.
Говоря же о законности связи скрытых структур сознания, мы имеем в виду такую законность, которая устанавливается в процессе отношений сознания, тем самым утверждая, что законности без отношений или вне отношений не существует. Мы не можем говорить и о скрытности этой законности (ее неявленности), потому как ее в реальности нет, начиная с уровня идеи; но как только мы предположим конкретную идею закона, эта наша мысль становится способной его установить.
Иначе говоря, представление о существовании общих законов или закона дает и общее представление о едином управляющем законе, законе законов, «…если существуют демократообразующие основания, или закон законов, или демократия демократий, что не есть ни одно из каких-либо установлений, а есть условие того, что они могут быть» [2. С. 109].
Переход от общего к частному позволяет установить и правило для этого частного, прежде не существовавшего. Исходя из этого, можно с известной долей уверенности предположить, что этот «сдвиг» от общего к частному и есть цель сознания.
Мы уже знаем априорно (а это тоже закон, и следует уточнить, что если мы что-то знаем, то это знание мы получаем всегда по закону, незаконных знаний нет), что в мире существуют законы, и мир по ним живет. Но именно это наше знание ничего конкретно не устанавливает в мире, кроме нашей готовности перейти от общего к частному. И вот когда мы переходим к частным случаям проявления закона, мы устанавливаем мышлением (которое тоже законно и действует в соответствии с законом) не только сам закон, но и то, через что именно он может быть реализован. В нашем случае это феномен сознания.
Следовательно, наше априорное законное знание обеспечивает законность всему, к чему оно может быть приложено сознанием.
Из этого следует, что законность имеет свойство перехода в момент соприкосновения сознаний или взаимодействия тел (объектов).
Здесь необходимо сказать, что не всякое тело (объект) имеет сознание, но законность своего существования имеет всякое сознание и всякое тело (объект). Говоря столь много о законности существования сознания и тел (объектов), мы имеем в виду, что законность участвует в полной мере в процессе образования форм и видов, как сознания, так и тел (объектов). Именно законность обеспечивает им их форму, в которой они могут быть выражены и установлены. А мы так же говорим, что пока нет движения сознания, а равно и тел — нет и законности, даже на уровне идеи. Пока сознание индивида не пришло в «движение», не осознало самоё себя — законности акта движения вовне, в мир нет; ибо, настаиваем мы, законность наступает с момента потребности в «движении». А как только появилась потребность в движении, то на нее пролонгируется и существующая законность сознания.
Верно это или нет?
Начнем с того, что законность возникает при персонифицированной систематичности явления. Сознание — это явление частное, в основе которого лежит понимание себя как индивида, как вечной и неделимой сущности. «Я» индивида, как уже сказано нами, неразложимо. А раз оно неразложимо, закрыто, то сделаем такое предположение, что в нем содержится столь же много «энергии», как и действительной энергии в ядре атома. Чтобы «расколоть» ядро атома, требуются особые условия, а также понимание цели этого действия и последствий высвобождаемой энергии. С последним как раз сложнее, требуется дополнительное экспериментальное исследование.
Говоря об «энергии» «Я», мы имеем в виду, что она не кодифицируемая, не установимая. Она непереводима в метрическую систему СИ ввиду того, что нет экспериментально доказанной единицы измерения «энергии» «Я». Эта «энергия» пока гипотетическая, но о ней имеет смысл говорить, потому что психологически составляющая «Я» индивида (а она более развита у высших классов живых существ, а у человека в особенности) фиксируется документально. Расщепить же «Я» индивида невозможно без того, чтобы он не утратил сознание, но психологическую составляющую его внутреннего пространства уловить можно, это и устанавливается при коммуникативной связи.
Мы говорим о «внутренней» психологической составляющей «Я», тем самым подразумевая один доступный сегмент для восприятия, что означает открытую явленную часть сознания индивида. Все, что психологично в «Я» сознании индивида, то коммуникативно. Это своего рода испускаемый «Я» «свет», по типу солнечного. Видимый солнечный (звездный) свет — только побочный продукт термоядерного синтеза, поэтому и психологическая составляющая «Я» сознания индивида, сделаем предположение, может быть таким же «побочным продуктом». Христос говорил: «Я Свет миру» [1. 9:5]. Что говорит о единственном пути к Создателю. На языке философии эта ситуация выглядит следующим образом: индивид должен привести свое сознание в гармоническое соответствие сознанию Бога путем познания самого себя. А чтобы познать себя, требуется вовсе не зеркало, а беспамятность (у человека она есть, как условие возрождения во времени, имя которому «сейчас») и желание вспомнить себя посредством любви к ближнему.
Литература
1. Евангелие от Иоанна. Синодальное издание. 1992.
2. Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии. М., 2012.
3. Мамардашвили М.К. Эстетика мышления. М., 2000.