Логика человека и бытия

1. Системность Гегеля
   У великого Гегеля не найдёшь ни слова о теории систем. Это прикладное инженерное знание, которое выделилось в самостоятельную дисциплину только в недавнее время. Зато Гегель много говорит о системности в философии, обильно сдабривая свои рассуждения красивыми словами: типа - научность, истина, метод. Но вся гегелевская методика сводится к сопоставлению положительного и отрицательного начал и перебрасыванию смыслов из одного понятия в другое и обратно. Что-то вроде переменного электрического тока. Здесь опять же нет середины между частями системного рассуждения, а есть только беспорядочная чехарда многозначных определений да произвольно выстроенная иерархия, якобы, философских категорий, которые на деле оказываются понятиями, взятыми из частных наук и даже из жизни.
  Более того, Гегель вполне уверен в том, что ход его собственных логических рассуждений и есть сама логика всего бытия в целом, тот его всеобъемлющий закон, по которому условно единое бытие развёртывается в богатство своих локальных порождений и проявлений. Но одно дело - декларировать противоречие как движущую силу бытия и совсем другое - самому преодолевать противоречие внутри своей философской системы через поиск компромисса между противостоящими друг другу и потому несовместимыми друг с другом компонентами системы. Только наивно думать, что если чёрное назвать белым, а белое чёрным, то они на самом деле перейдут друг в друга и сольются в экстазе единства. Однако логика бытия не обязательно должна совпадать с человеческой логикой, уж тем более в рамках противостояния крайних человеческих взглядов на субстанцию, на гомогенность бытия дробного и множественного, данного человеку в понятиях.

2. Человеческая привычка сравнивать
  Философии неимоверно трудно выпрыгнуть из своего антропоморфного логического сундука, слишком высоки его стенки. Свои роковые ошибки она поверяет ошибочными же критериями, пытаясь изменение остановить, зафиксировать в своём мышлении с помощью грубых слов-предателей, которых она принимает за понятия и даже за вещи с отношениями между ними. Но самым мощным препятствием для отыскания постоянного начала среди изменений является сама жёсткая привязанность человеческого сознания к логическому шаблону разделения множественного бытия и знания о нём на противоположные и противостоящие друг другу части и элементы.
  Философия ищет неизменное начало в бытии, руководствуясь человеческой привычкой сравнивать, то есть мыслить последовательно, детерминистски, иерархично. Положительное человек сравнивает с отрицательным, крупное с мелким, ум с глупостью. То же самое можно сказать и по поводу поисков неизменного начала, которое может быть только локальным, относительным, так как фиксируется только в сравнении с чем-то изменчивым, переставая казаться таковым в сравнении с другим началом, менее подверженным изменениям, чем оно само. Для постулирования философией неизменной сущности мира вещей важен фон, на котором она фиксируется сознанием, для философии он будет даже важнее, чем она сама, а иначе не с чем будет сравнивать.
  Но если человек в обычной жизни сравнивает какие-то локальные объекты и их также локальные образования, в рамках всего множественного бытия ему сравнить нечего или, лучше сказать, для такого масштаба сравнения у него нет критериев для сравнения, кроме сугубо человеческих. Вот и получается - философия не может найти начала, которое могло бы порождать элементы или системы, будучи само не порождённым ничем, но зато может голословно декларировать это начало как со стороны систем, так и со стороны элементов. Устойчивую сюжетную систему философия выделяет на фоне броуновского движения разрозненных и конкурирующих друг с другом элементов, подобным грубым в приближении к ним зрительского взгляда мазкам краски, а подобие элементов, этакий романтический живописный блёр она размазывает на фоне резких, кричащих системных пятен.

3. Небеса и пыль под ногами
  Таким образом, представление человека об устойчивости, постоянстве в мире вещей будет зависеть от того, что он сам считает способным к изменениям и какие изменения в окружающей его среде он может наблюдать в течении своей жизни, чтобы было с чем сравнивать само это постоянство. Тогда окажется, что незыблемы, с одной стороны, упорные в своём медлительном цикличном вращении грандиозные, равнодушные к человеческой суете, небеса, а с другой - неизменна пыль под ногами, почва, прах, из которого всё живое, суетное происходит и куда оно возвращается после исполнения своего земного предназначения, оставляя неизменным только сам этот прах.
  Но человек при этом не замечает, что его жизнь может быть слишком короткой, чтобы детектировать изменения в тех частях бытия, которые он привык полагать неизменными. Современный философ достаточно хорошо осведомлён, что вся история человеческой цивилизации - это лишь один короткий миг в жизни Вселенной, искра на ветру перемен, что жернова времени перемелют любую вселенскую кость, не оставят в покое даже сам покой, но обязательно навяжут, прикрутят к нему подружку - беспокойство, движение, пульсацию.

4. Аберрация понятий
  А о способности к мутациям человеческих понятий уже говорилось - теперь все хорошо знают, насколько быстро обесцениваются в современных исторических условиях любые философские догматы, и помешать этому уже невозможно, можно только поспособствовать - подтолкнуть под локоть при падении, что является самым достойным и любимым занятием для любого революционера от сохи. У современного человека ещё, конечно, остаётся некоторое смутное чувство самосохранения, избегания особо разрушительных последствий своей революционной преобразовательной деятельности, но процесс аберрации понятий сегодня уже не просто историческая неизбежность, а сознательно выработанная технология оболванивания народных масс, манипулирования толпами с целью обеспечения стабильно высокого финансового дохода самих этих манипуляторов.
  Можно, конечно, сказать, что изменчивость не затрагивает естественные законы бытия, которые не придуманы никем и никем не могут быть нарушены. Однако такие законы охватывают лишь ту часть бытия, которую изучают частные науки, а потому применимы только по отношению к ней. Философии же интересна такая гомогенность, которая охватывала бы всё бытие, даже то, к которому у неё нет прямого доступа с помощью приборов, но только посредством интроспекции и умозрения, а именно - внутренний мир сознания. Поделить бытие на сверхбытие и недобытие никакого труда не составляет, человеческая логика для того и предназначена, чтобы дробить бытие интеллектом и потом составлять в уме из этих частей кучки понятий различной степени отвлечённости. Но отыскать между частями бытия единство, которое также было бы подобно каждой своей части, философия пока не в состоянии.

5. Созидание есть разрушение
  Человеческая логика по своей природе преимущественно аналитична, а потому не может допустить, что само изменение и есть единственное, что сохраняет постоянство в мире множественного, дробного бытия как мира вещей, что в условиях глобальной изменчивости бытия только сам человек своей волей способен поддерживать некоторую степень постоянства вещей, созидая одно за счёт разрушения другого. Хотя, в наше время даже школьнику известно, что созидание есть также и разрушение. Поэтому процесс возникновения как системы, так и элемента, а в более общем смысле - объекта, есть одновременно и процесс перехода объекта из одного, несобственного своего состояния в другое, собственное, отличное от первоначального, есть процесс смены идентичности объекта, которая не задана им самим, а потому не содержится в бытии в готовом виде. Объекты потому и существуют, что перетекают друг в друга, из одного состояния в другое, с помощью субъекта или без него.
  Некоторые недалёкие философы пафосно называют этот процесс становлением, подобно становлению бытия, но такое уподобление происходит из бездумного, некритического подражания Гегелю, который термин в рассмотрение ввёл, а разъяснить его толком не смог или просто не захотел, посчитав, что и этих резонов, что есть, вполне достаточно. Гегель нашёл себе свою игрушку - бытие. А простые смертные предпочитают игрушки осязаемые. Так почему философу бы не поиграть в становление и с объектами, а, по сути, с вещами, по древней архаичной традиции приписывая им всю онтологическую проблематику. Но тем бытие дробное, множественное и отличается от бытия единого, что его части могут изменяться и распадаться, становясь не самими собой, а просто ничем, будучи не в состоянии изменить единства и целостности всего бытия, а бытие единое только становится собой в процессе своего распада, поэтому понятие изменения к нему неприменимо.

6.  Инерция философской традиции
  Конечно, сама идея изменчивости как единственного рода постоянства, существующего в многообразии бытия, не нова и высказывается время от времени уставшими от философского занудства философами. Но их голоса неуверенны и слабы, они ничего в философии не решают, потому что из их деклараций дальше ничего не следует. В традиционной философии такие взаимосвязанные гносеологические концепты, как однородность объектов, субстанция, изменчивость, теория систем, существуют отдельно друг от друга. Даже Гегелю не пришло на ум связывать субстанцию с изменчивостью как универсальным воплощением постоянства и уж тем более с теорией систем. Гегель не раз цветисто высказывался о субстанции, но рассуждал всегда о чём-то локальном, отличном от неё. По большому счёту, гносеология в учении Гегеля вообще пропущена и не выходит за пределы рассуждений о частях бытия, об объектах и отношениях между ними, а также о знании о них.
  Вообще в философии можно различить два смысла понятия "объект". В одном смысле это вещь, традиционный философский абстракт, обозначающий элемент множества подобных ему вещей, отчасти схожих с личными вещами человека. Философия любит сопоставлять такому объекту познающего субъекта и конструировать некие субъект-объектные отношения между ними для генерации солидного наукоподобного дискурса. Здесь можно спорить бесконечно, как точно разделить субъект и объект, чтобы они друг от друга отличались и чему из них отдать предпочтение как первопричине и источнику движения.
  В другом смысле объект есть выделенный из множества частей бытия вниманием человека предмет для его дополнительного изучения и исследования. В этом смысле объектом изучения можно считать даже субъекта. Но  для философии может быть лишь один объект познания - субстанция как гомогенность всех объектов, одинаково подобная как своим системам, так и элементам, постоянно изменчивая и произвольно меняющая свою идентичность от ориентира к ориентиру. А сознание человека может такую картину только условно на мгновение зафиксировать.