ГОРЯЙНОВ С.А. ГЕОГРАФИЗАЦИЯ МЕНТАЛЬНОСТИ

(из "Философии Ландшафта" 2003)

ВВЕДЕНИЕ О НОВОЕВРОПЕЙСКИХ ПАРАДИГМАХ 

В новоевропейской ментальности XVII-XVIII века доминирующей являлась математико-механистическая парадигма, которая потом получила развитие в статистическо- энергетической парадигме XIX века.

Химизм

В конце XVIII века наблюдалась в рамках немецкого романтизма попытка создания химической-квалитативной парадигмы. «Химизм» был противопоставлен «механицизму» XVII-XVIII века. Под «химизмом» понималось: 1) качественный подход к явлениям в противоположность количественному подходу механицизма; 2) «химическая» методология познания, под которой понималось познание через противоположности; 3) «химический» характер всех процессов в природе (способность к самостоятельному разложению и соединению веществ по принципу родства) и в культуре (к примеру, Ф. Шлегель называл современную ему, полную катаклизмов эпоху Французской революции, «химической», а французскую нацию, которая тогда была самым активным агентом европейской истории – «химической» нацией). Но она не стала устойчивой формой. Сам Шлегель писал, что «химизм» современной ему эпохи – это переход к «органическому» развитию.

Становление органицизма

Органицистская парадигма имеет длительную историю, и имеет корнем мифологию древних обществ, органицизм также типичен для античного мировоззрения. Особо для перипатетиков. В новоевропейской истории он возродился в философии, прежде всего, благодаря Лейбницу, который в качестве контраргумента картезианству возрождал идеи Аристотеля, в философствовании которого были наиболее сильно выражены биологическо-органицистских подход к явлениям мира. Органицизм расцвел далее и в рамках французского Просвещения, у Дидро, Мопертьи и Робине. Возникшая в биологии первой половины XX века системная парадигма получила после Второй мировой войны повсеместное распространение. Эта системно-структуралистская парадигма в основном оперирует именно пространственными концептами, действуя не согласно «номотетическому» или «идеографическому» методу рассмотрения явлений, а следуя более «хорологическому» («пространственному») методу А. Геттнера.

Видно, что происходит постепенный переход от физикалистской парадигмы, сложившейся в XVII веке к геолого-географической парадигме. В результате этих флуктуаций в западноевропейской ментальности сложился полифоничный конгломерат из разного рода парадигм, который добавлялся еще двойственными ориентациями, которые констатировал Г. Башляр. Не только наука, но и вся современная ментальность все более и более географизируется: везде только и слышится - «геополитика», «геоэкономика», «геокультура». В этом нет ничего «сверхнового». Все первобытное знание было геознанием – знанием о жизненно важных для человеческого бытия местах окружающей его ойкумены: о местах ритуальных действий, о местах стоянок, о местах охоты и собирательства, о физико-географических свойствах окружающей среды. В последующем географическое знание стало основой и исторического знания, - тогда они не различались. Геродота можно почитать и за «отца» географии, и за «отца» истории. Тогда еще не было «дуализма» христианско-западной ментальности между константной природой и исторической культурой, сама культура понималась как развивающаяся циклически, так же, как и природа.

В этом отношении современная философия является радикальным возвратом к синкретичным формам древнего знания. Исходно ментальность первобытного человека формировалась как ментальность путешественника, она была основана на эпистеме бродячего охотника и собирателя. Она, если следовать идеям известного итальянского «микроисторика» К. Гинзбурга (р.1939), основана на «уликовой парадигме».

Первобытный человек существовал не в координатах пространства, а во фрактальных измерениях ландшафта: в пещерах и изгибах лесных троп, в сингулярностях экзистенциально важных для него мест. Его ментальность «картографична», - она «исчерчена» складками, трещинами и разрывами. Карта, а не письмо или речь, была первым организатором ментальности. Рассказы о путешествиях были первыми мифами, первыми литературными произведениями; а география ландшафта окружающей человека ойкумены – была первой и ведущей наукой в мировоззрении первобытного человека. Мыслить и жить «пространственно» по принципам «евклидова разума» человек стал только тогда, когда он уже освоил и преобразовал окружающую его среду, когда он стал жить не в природной среде, а в среде «второй» природы – культуры, - когда «цивилизованный», т.е. «полисный» образ жизни стал ведущим, по крайней мере, для некоторых слоев населения в античном и средневековом мире. И далее, в Новое время, городской «абсолютистский» дискурс берет на вооружение механицистскую «евклидову» идеологию правильных мыслей, поверхностей и объемов. Первичными интуициями являются пространство и время. Но дело состоит в том, что первичнее пространства и времени является Ландшафт. Пространство Ландшафта - это синергетическое образование «фрактального» типа, обладающее анизотропностью перипатетическо-стоического Космоса, в которое органично включено и время – и не как детерминированная последовательность, а как движение стоической «судьбы», обладающее многомерностью и нелинейностью временных потоков.

Ландшафт «хронотопен» (М. Бахтин). Ландшафт – это реальное Бытие, на базе которого и сформировались категории пространства и времени. Нельзя сказать, что этот тип «ландшафтного» дискурса и поведения несовершенен, - он просто другой. Многие путешественники и этнографы удивлялись до какой степени «ландшафтно» мыслящий и живущий «дикарь» помнил все тонкости окружающей его местности, его «ойкумены»: специфические, часто незаметные для «пространственно» мыслящего и живущего цивилизованного человека, эти различия крайне важны для первобытного человека. Первобытный человек вообще «постмодернист - бриколер», – он ценит «различия», чутко ощущает «Другое», он не «генерализирует» явления окружающего мира, - он их «классифицирует», «различает» и «индивидуализирует». 

1. ИЗМЕНЕНИЯ В ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНОМ ЗНАНИИ

В современности географизация ментальности обусловлена целым рядом изменений в ментальности и образе жизни современной культуры. Важное место занимают изменения в математике. Следует заметить, что в античности было две реальных сферы знания: «венец наук» – математика – была в основе геометрией - измерением земли, надстроенным над географией – нарративным описанием земли. Математика – это основа организации не только научного знания, но и всей ментальности. И не только, ибо математика изначально возникла как идеологический дискурс и как социально - хозяйственная практика первых государственных образований Египта, Месопотамии и Инда. В конце XIX - начале XX века мы имеем революционное и до сих пор неоцененное в должное мере изменение в математическом знании – это появление понятия многомерных евклидовых и неевклидовых пространств. Эта теория имела истоком географию, а конкретно – геодезические исследования и картографию. Географические истоки современной математики налицо. Тоже можно сказать о теории графов, не говоря о возникшей в 80-х годах ХХ века фрактальной геометрии. Произошли изменения в физике и космологии. Эти изменения в физике и космологии напрямую взаимосвязаны с изменениями в математике. Главное изменение - появление общей теории относительности, которая, к слову сказать, построена именно на базе псевдориманова многомерного пространства. Оказалось, что вся

Вселенная построена на основе кривых геодезических линий гравитационных полей, она имеет ландшафтное строение. Реальность мира – это космический ландшафт, образованный гравитационными взаимодействиями энергий-масс, действующих по гиперболическим кривым хронотопов (пространству-времени).

Евклидов трехмерный мир – это химера, абстракция. - реальность построена в измерениях четырехмерного псевдориманова пространства, имеющего ландшафтную структуру. Что интересно, как подчеркнул уже в то время русский этнограф и философ В.Г. Богораз-Тан эйнштейново «ландшафтное» видение мира как нельзя совпадает с «ландшафтным» мировоззрением первобытного человека. Я бы добавил, что не только мировоззрение первобытного человека, но и весь мир культуры построен по принципам многомерного пространства, но это пространство значительно сложнее 4-х мерного псевдориманова пространства Эйнштейна, а есть совокупность пока непостижимых для культурологической мысли (да и для математики) вложений разных по мере и типу неевклидовых «ландшафтных» пространств. Может основная причина декларируемой многими «мистической» непостижимости мира культуры состоит только в том, что к нему применяются трехмерные евклидовы метрики, хотя по ним не действует не только «Микрокосмос» Культуры, но «Макрокосмос» Вселенной. К огромному сожалению, вышеуказанные события в математике, физике и космологии так и не вошли в ментальность современной культуры, ибо аппарат современной геометрии (топологии) достаточно сложен.

Сыграло тут свою роль и то, что современные философы напрочь забыли лозунг, висевший у входа в Академию Платона: «Не геометр - да не войдет», как и проигнорировали мнение отца-основателя новоевропейской философии Декарта, что только математика может дать достоверное и ясное представление о мире. Многие, особенно гуманитарно ориентированные философы часто с упоением рассуждают о Платоне и Декарте, но сами мыслят на уровне достижений античной математики – элементарной математики средней школы. Так и хочется повесить на философских кафедрах тот же лозунг, который висел на входе в платоновскую академию… Ярко выраженный антисциентизм философов-гуманитариев приводит лишь к одному – к дилетантизму и отсутствию должной глубины понимания современной ментальности, и, прежде всего, к отсутствию глубины понимания именно гуманитарной составляющей этой ментальности. Изумительный парадоксальный мир многомерных неевклидовых «ландшафтных» пространств – основа анализа не столько строения Вселенной, сколько основа анализа многомерных «неправильных» пространств человеческой культуры: языка, систем знания, форм социальной и хозяйственной организации.

2. ИЗМЕНЕНИЯ В КУЛЬТУРНО-СОЦИАЛЬНОМ ЗНАНИИ И ФИЛОСОФИИ.

Произошли изменения в культурно-социальном знании. Тут следует отметить формирование в XX веке устойчивой традиции культурно-исторического направления французской историографии – «Анналы». Именно в нем ярко выражены географические пространственные интенции мысли, временные концепты игнорируются - признается существование только «longue durėe». Важно то, что всю идеологию представители этого направления восприняли от «метра» французской географии Видаля де Ла Бланша (1845-1918). А наиболее видный представитель этого направления - Ф. Бродель прямо говорит о «геоистории» и строит свою концепцию «мир-экономик» на основе идей классика экономической географии И. Г. фон Тюнена (1780-1851), которого можно считать пионером в анализе ландшафтных структур культуры. Т.е. все идейные истоки этой ведущей историографической школы коренятся в географии, в её пространственной «идеологии», которая изначально противостоит временной «идеологии» истории. Выдающийся философ и историк культуры М. Фуко везде оперирует пространственными картографическими концептами, прямо называя себя «картографом» культуры. Пространственные концепты его «Слов и вещей», как он сам свидетельствовал, не просто метафоры, а идейно обоснованные понятия. Его эпистемы разных эпох представляют карты ментального ландшафта. Смею утверждать, что именно в географичности его мышления и состояла уникальность его философско-исторической концепции. Его эпистемы новоевропейской ментальности отходят от линейных и иерархичных схем классификации наук и менталитета, свойственных Бэкону, Канту, Конту, Спенсеру и др., в сторону многомерно-пространственного рельефного, т.е. ландшафтного построения ментальности, обладающего сложной геодезией. Свою концепцию он называл «археологией» культуры, хотя для его позиции ближе понятие «геологии». Сам же он себя еще называл также «картографом» культуры. Все это сближает его с ландшафтной философией.

Наиболее выдающийся философ современности Ж. Делёз в последней работе, написанной со своим традиционным соавтором Ф. Гваттари прямо уже пишет о «геофилософии». Хотя в его более ранних работах «Ризома» (написанной с Ф. Гваттари) и «Лейбниц, складка и барокко» однозначно используются географические образы. Знаменитая «складка» - это не более, чем философский аналог центральных понятий геодезии и геоморфологии - геодезическая линия и рельеф. Необарокко современной ментальности – насквозь фундировано в географическом образе мышления – это нарративиная логика, которая в своих описаниях реальности органично сочетает строгость и поэтичность описания действительности; это онтология разнообразия и фрактальной «барочной» рельефности мира, это эпистемология полифоничного, путешествующего и «телесного» сознания. К ландшафтной философии у нас в стране приближаются» социологи и философы, которые группируются около журнала «Безопасность Европы». Выделяется среди них Э.Г. Кочетов, особенно своей работой «Глобалистика как геоэкономика, как реальность, как мироздание» (2001), - эта работа в отдельных моментах содержит кое-что «философское». У этой группы философов и социологов есть существенный недостаток – они большей частью погружены в конкретно-социологические исследования и в силу своей политической ангажированности, я так думаю, так и не смогут подняться до уровня философского обобщения, что видно по последним публикациям журнала, да и по последней «увесистой», но концептуально «размытой» работе безусловно талантливого шефа-редактора этого журнала В.Н. Кузнецова «Геокультура» (2003). Все пока сыро, все находится на уровне деклараций. Это простительно и даже необходимо для краткой статьи, но не для такого опасно увесистого труда. Пока наиболее близок к философии Ландшафта принадлежащий к этой группе географ Д.Н. Замятин. В своей книге «Моделирование географических образов. Пространство гуманитарной географии» (1999) и в серии статей в 2001-2002 гг. в разных журналах (к примеру, публикация в «Новом литературном обозрении» №46(6) 2000), он дает общие и попадающие «прямо в цель» концептуальные штрихи к философии Ландшафта. Концептуально близки также к философии Ландшафта не принадлежащие к вышеуказанной группе ученых В.А. Подорога и И.Т. Касавин, но их мысли пока бродят «на околицах» концептуального поля философии Ландшафта. Все это подтверждает, что формирование философии Ландшафта – это магистральный путь развития философии, и нет иных других серьезных и достойных внимания альтернатив этому пути.

3. ГЕОГРАФИЗАЦИЯ КАК ИДЕОЛОГИЯ

Географизация происходит не только в науке, но и вообще в идейном умонастроении современной культуры и носит идеологическую направленность. Идеология общества «модернити» связана с «историцизмом», с идеей прогресса, с противопоставлением неизменного мира природы и динамичного мира культуры. Весь XIX век – «венец» общества «модернити» – был «Веком истории». В связи с этим игнорировались «пространственные» статичные концептуальные схемы мышления и поведения. Ценность имело только «новое» и «прогрессивное». Выдвигались вперед однолинейно-временные концепты в ущерб многомерно-пространственным концептам. Только в начале XX века, после Первой мировой войны, показавшей все «прелести» прогресса, в идейном багаже послевоенного «потерянного поколения» начинают проникать «пространственные» концепты. Это видно по «идолу» того времени О. Шпенглеру, - в его «Закате Европы» превалируют именно пространственные концепты, отрицающие линейно-временные концептуальные схемы XIX века. Это можно заметить и по другому «идолу» того времени – Дж. Джойсу, - в его «Улиссе» временные параметры организации сюжета, свойственные классическому роману, вообще отсутствуют. Собственно такая же ситуация сохраняется и далее после Второй мировой войны, выявившей окончательную точку «помрачения разума» (М. Хоркхаймер) в топках Освенцима. 

А именно эта «диатропика» (разнообразие) является методологической основой ландшафтной (геолого-географической) парадигмы. Географическое мышление вообще отличается своеобразием, оно, как подчеркивал классик отечественной географии Н.Н. Баранский, склонно обращать внимание на различия в природе и истории.

К тому же, исходный трагический дуализм статичной природы и исторически-прогрессирующей культуры, свойственный идеологии «модернити», следующей лозунгу Ф. Бекона и устроивший из «храма» природы «мастерскую», прибавил множество экологических проблем, поставивших человечество на грань катастрофы. А потому формируется гуманистическая «зеленая» идеология, направленная враждебно к прогрессу (по крайней мере, в той форме, в которой он существует в обществе «модернити»), имеется стремление к синтезу природы и истории. Все это способствует вниманию к природе, что свойственно архетипам географической ментальности, - нет ни одного географа, который изначально в детстве или отрочестве не проникся любовью к ландшафтным многообразиям окружающей природы. Географ изначально «зеленый» по своим политическим убеждениям.