Трудная проблема сознания была сформулирована Дэвидом Чалмерсом как проблема необходимости сопровождения функционирования мозга человека сознательным опытом, субъективными ментальными картинками («The really hard problem of consciousness is the problem of experience» (Chalmers, 1995: 201)). Это действительно камень преткновения для любых теорий сознания, придерживающихся концепции каузальной замкнутости физического: если мозг может обработать всю информацию, преобразовать входящие сигналы в действия без каких-либо субъективных ощущений, то зачем мозгу вообще нужно сознание? Попробуем проанализировать эту проблему на примере компьютерной аналогии, то есть обратим уже ставший классическим вопрос Чалмерса «why doesn't all this information-processing go on “in the dark”?» (Chalmers, 1995:203) не к человеческому мозгу, а к компьютеру.
На первый взгляд этот вопрос, заданный о функционировании компьютера, кажется просто банальным и никчемным. Любому «чайнику» понятно, что, запустив, скажем, конвертацию видеофайла, мы можем запросто погасить монитор, отключить колонки, принтер, после чего компьютер, не обращая никакого внимания на эти наши действия, «в полной темноте» успешно завершит обработку данных. Тут впору заявить, что внешние проявления компьютера, меняющиеся на экране картинки (скажем, полоска, показывающая процент завершения конвертации) являются не чем иным, как «эпифеноменами» – лишь «аккомпанементом» (по Чалмерсу) действительно значимого, реального процесса обработки информации. Вроде бы, имеем полную аналогию между информационными процессами в мозге и ментальной картинкой в сознании, с одной стороны, и выполнением компьютерной программы и отображением ее работы на мониторе, с другой.
Но что-то заставляет не поддаться соблазну такого легкого решения. Что-то в этой аналогии не так. Ведь мы понимаем, что компьютер, работающий только для себя, бессмысленная штука, какая-то «вещь-в-себе». Понимаем, что все, что мы можем трактовать, как внешнюю «ментальную» проявленность функционирования компьютера: монтаж видеоролика, коррекция цвета фотографии, компьютерная игра и пр., все это и делает компьютер компьютером – полезным прибором. То есть не картинка на экране является «аккомпанементом» потока преобразования кода, а этот код имеет хоть какой-то смыл только тогда, когда он «ментально» обусловлен, когда выполняет некоторую «высшую» относительно себя функцию.
И это заключение о первичности «ментального», «высшего» в компьютере по отношению к его «низшей» информационной процессуальности становится еще более очевидным, если перейти от сферы использования компьютера к процедуре программирования. Стоит только задать вопрос: откуда берется в компьютере нижний кодовый уровень? Понятно же, он создается программистом специально и целенаправленно для обеспечения «высших» функций. И сразу по-другому осмысливается исходный вопрос: а почему процессор не работает «в темноте»? Вернее, сразу становится ясна бессмысленность этого вопроса – если бы не было «ментального» света, если бы изначально не был сформулирован «высший» смысл работы программы, то и никакой программы не было бы.
Да, конечно, сама программа может в некоторых случаях работать «в темноте». Более того, нет никакой необходимости являть на свет (отображать на мониторе) все циклы сортировки массивов и обращений к базе данных. Да, конечно, программа во многом автономна – ей для работы не нужна картинка на экране, не нужно «знать», какие данные сейчас обрабатываются: текст или музыка – достаточно инструкций: взять байт отсюда, прибавить единицу, положить туда. Но без внешней проявленности, без «высшего» смысла, без «ментальности» программа не только бессмысленна, но и вообще не могла бы появиться на свет, вернее, зашиться в «темноту» памяти компьютера.
После развернутой компьютерной аналогии вопрос Чалмерса («why doesn't all this information-processing go on “in the dark”?») заданный по отношению к сознанию уже не кажется столь осмысленным. Так и хочется уточнить: а откуда в этой темноте возьмутся-то эти самые «информационные процессы»? Конечно, если нас интересуют лишь реакции зомби-автомата на внешние воздействия, то, безусловно, можно обойтись и описанием на уровне «низших информационных процессов». Однако, если перед нами стоит проблема прояснения природы разумного мышления, этического и эстетического восприятия, то как можно задавать такой глупый вопрос: почему все это на свету? Да потому, что в той темноте, на уровне физиологии нет того, для чего, по сути, они предназначены. Как в программном коде не разглядеть ни звука, ни текста, ни картинки, так и на уровне взаимодействий нейронов нет ни мыслей, ни эмоций. И более осмысленным можно считать тезис, что нижний процессуальный уровень лишь обеспечивает существование ментальной действительности, которая является целеполагающей для него. Так же, как функциональное техническое задание наполняет смыслом деятельность программиста. То есть ни компьютер, ни мозг не могли бы и существовать без «ментального света» - «свет» предшествует «железу», «железо» создается под него. Тут мы имеем дело с нисходящей причинностью, а не с плоской каузальностью.
Естественно возникает сомнение в адекватности приведенной аналогии: ведь у компьютера нет сознания. Но тут следует заметить, что разница между человеком и компьютером только в том, что в первом (в человеке) ментальное и процессуальное совмещены в одном «устройстве», а во втором (в компьютере) «темный» и «светлый» уровни и пространственно, и временно разнесены, распределены. Ведь смысл компьютерной аналогии сводится именно к тому, что нижний уровень компьютера, который, казалось бы, мог бы работать и в «темноте», не только не может это делать, но и не возник бы в принципе без наличия «светлого» ментального уровня пользователей и программистов. То есть ментальный уровень и компьютера, и человека необходимы, являются основополагающими. Именно они формируют и делают осмысленным нижний процессуальный уровень. То есть проблема, конечно же, не в том, есть или нет у компьютера сознание, а в том, что без освещенности сознанием, без наличия ментального уровня («встроенного» или «внешнего») любая «темная» процессуальность невозможна и бессмысленна.
Тут, конечно, всплывает главная проблема – откуда же берется на уровне ментального то «техническое задание», по которому в голове человека создаются программы «информационных процессов»? Проблема интересная, действительно трудная. Однако, несмотря на свою сложность, она более осмысленна, чем поиск эстетических образов на уровне биологических взаимодействий нейронов. Ответ на поставленный вопрос действительно обещает продуктивные решения проблем сознания, в отличие от попыток выяснить, как «выглядят» философские идеи на уровне обмена метаболитами между нейронами.
Однако продолжим анализ так называемой «трудной проблемы сознания» и попробуем переформулировать еще один вопрос Чалмерса: «why is the performance of these functions [perceptual discrimination, categorization, internal access, verbal report] accompanied by experience?» (Chalmers, 1995: 204). Скажем, так: почему химические реакции сопровождаются биологическими событиями деления клетки? Или на уровне физиологии и поведения многоклеточных организмов: почему бег гепарда сопровождается психическим действием «погоня», а бег лани – действием «убегание»? Можно сформулировать этот вопрос и на уровне компьютера: почему выполнение последовательности команд процессора сопровождается стрельбой героев игры на компьютерном экране?
И сразу становится видна нелепость исходной постановки проблемы. Вопрос Чалмерса неявно, но однозначно подразумевает, что перечисленные низкоуровневые процессы (химические реакции, сокращения мышц, работа процессора, взаимодействия нейронов) могут протекать сами по себе, независимо от якобы лишь сопровождающих их высших свойств. Но ведь ясно, что нет такой сугубо химической реакции, как «деление клетки» – глупо говорить, что некий химический процесс сопровождается делением клетки. Не может быть просто бега – он всегда психически мотивирован, обусловлен высшей относительно физиологии целью: его начало и завершение не детерминировано на уровне клеток мышц. Бессмысленно говорить о программном коде, который не написан специально для реализации конкретных высокоуровневых задач – обработки видео или проверки орфографии.
По сути, речь идет о том, что невозможно представить акт деления клетки, охоту гепарда, меняющуюся картинку на экране компьютера лишь как интерпретации, как эпифеномены полноценных, самостоятельных низкоуровневых процессов. Явно обратное: последовательности и элементарных химических реакций, и сокращений мышц, и команд процессора определяются, задаются этими самыми «эпифеноменами» - биологической жизнью клетки, психикой высших многоклеточных, волей программиста. Буквально: каждая последующая химическая реакция в акте деления клетки не детерминируется предыдущей реакцией. Да, все химические реакции вместе реализуют деление, но эти элементарные взаимодействия не составляют единого химического процесса, единой самодостаточной химической реакции – перед нами множество параллельных процессов, объединенных нехимической причинностью. Аналогично и сокращение мышцы задней левой ноги гепарда не детерминируется ее предыдущими сокращениями – мы не можем говорить о какой-то каузальной замкнутости на уровне физиологии, для которой психика является лишь внешней необязательной формой. Перед нами абсолютно обратная картинка – все физиологические процессы подчиняются высшему психическому целеполаганию.
Тут же напрашивается вопрос, а почему при формулировании трудной проблемы сознания нейронный субстрат человеческого мозга был отнесен к каузально замкнутому физическому миру? Проблема причинной зависимости сознания и нейрофизиологических процессов была поставлена Чалмерсом так, как будто вопрос однозначной детерминированности жизни, ее редуцирования к химическим процессам и далее к физическим взаимодействиям в современной науке уже решен. Ведь и по поводу отношений биологического метаболизма и реакции органического синтеза можно сформулировать свою «трудную проблему»: почему каузально замкнутые химические процессы идут под аккомпанемент «биологического опыта»? То есть, если и допустимо говорить о каузальной замкнутости физического, то только на уровне не выше химии – жизнь по логике постановки «трудной проблемы» вслед за сознанием необходимо трактовать как эпифеномен.
Так почему же вообще возможны хоть какие-то намеки на решение проблемы сознания в духе эпифеноменализма или психофизического параллелизма? Ведь проблемы соотношения низкоуровневых и высокоуровневых свойств, сформулированные уже для соотношения химического и биологического, физиологического и психического, однозначно указывают на онтологическую неадекватность такого подхода. В чем можно усмотреть существенное отличие между отношением, с одной стороны, клеток мышц и психики и, с другой – нейронов и сознания? Почему для нас столь очевидно, что состояние одних клеток (в мышцах) определяется вышеуровневой относительно них причинностью – психическими действиями «погоня» или «убегание», а состояния других (нейронов) детерминируют друг друга, как шестеренки в часах? Почему мы понимаем, что жизнь – это нечто большее, чем химическая реакция, и одновременно допускаем, что сознание есть лишь название для самодостаточной последовательности взаимодействий нейронов. Да, конечно, и бег есть лишь последовательность сокращений клеток, но ведь проблема не в реализации, а в причинности.
Итак, элементарный анализ эмпирических фактов вынуждает нас сделать следующий вывод: любая низкоуровневая процессуальность - последовательность химических взаимодействий в живой клетке, сокращений клеток мышц, команд процессора или взаимодействий нейронов - возможна только при наличии нисходящей причинности, только благодаря объединяющему и управляющему воздействию высшего уровня (см. Boldachev, 2011: 86–101).
Следовательно, нет никакой особой трудной проблемы сознания, то есть проблемы соотношения якобы исключительно каузальной биологической телесности и акаузальной ментальности – перед нами единая философская (и не только) проблема соотношения восходящей и нисходящей причинностей, проблема отношения иерархических уровней бытия. Необходимо заключить, что проблема детерминированности химических взаимодействий биологическими процессами и проблема причинной обусловленности нейронных взаимодействий сознанием имеют одну природу и должны иметь одно решение.
Chalmers, D.J. 1995. Facing up to the problem of consciousness // Journal of Consciousness Studies, 2 (3), pp. 200 — 219.
Boldachev, A.V. 2011. Temporality and the philosophy of absolute relativism, (in Russian), Moscow: Lenand.