Отличие «бритвы Кузина» от лезвия Оккама...

В «Никомаховой этике» (VI, 3–4) Аристотель упоминает пять «способов, какими душа достигает истины» – techne, episteme, phronesis, sophia, и nous (1139 b 15–19)41. Однако, следует различать, говорит Стагирит, не впадая в прекраснодушие, т.е. чётко разграничивать episteme, nous, sophia, которые соотносятся с epistemonikon, «теоретико-познавательной» способностью души, - тем, что в ней вечно, неизменно и недвижимо, - и logistikon, бухгалтерской, счетоводческой функцией души, включающей в свой ареал и techne, и phronesis как привходящее, бытовое, повседневное, но и минуты отдохновения и творческого экстаза. Само же techne – творческий задор, в то время как phronesis – область практики... В работе «Учение Платона об истине» Хайдеггер излагает свою концепцию греческой истины-aletheia как «непотаенности», отличая последнюю от латинской истины-veritas, которую он эксплицирует в духе дефляционизма, т.е. признавая как корреспонденцию (от англ. correspondence — соответствие), или отношение sui generis, нередуцируемое ни к каким другим понятиям.

Исходя из концепции истины Аристотеля, нами выдвинут фундаментальный принцип «Бритвы Кузина» (БК), имеющий первостепенное значение для гуманитарных наук.

БК избавляет предложение от речевой инкогерентности, ступора и смысловых узлов, вызывающих дискурс—стресс. Но «бритва» не сводится к редукционизму, также называемому принципом бережливости, или законом экономии (лат. lex parsimoniae), который гласит: «Pluralitas non est ponenda sine neccesitate» («Множество не следует утверждать без необходимости») или «Frustra fit per plura quod potest fieri per pauciora» («Излишне объяснять через многое то, что можно через меньшее»). Максима эта, получившая название от английского философа—номиналиста Уильяма Оккама, лишь рекомендовала порядок рассмотрения гипотез.

БК напротив есть аксиома, а не презумпция. Она гласит: узлы, которые нельзя распутать — срезают. Или: следует оперировать то, что нельзя шунтировать.

И хотя БК пресекает иллюзии и ошибочное применение рассудка, т.е. заботится о синтетических предложениях — сфера применения «бритвы» распространяется на любые речевые и мыслительные практики… Спросят: а не целесообразно ли применить бритву Оккама к самой БК и ей подобным симулякрам? Вопрос резонный. Так и поступим, но лишь — когда лезвие притупится, а кремний (точило) юркнет под пол, — туда, где пылятся цыганские булавки и медяки, вышедшие из употребления… Бритва тогда существенна, когда — ОПАСНА. Время опасных бритв заброшено на антресоль, — философы или отращивают бороды на манер пифагорейцев, софистов и академиков, или, как просветители, которые гильотинировали предрассудки и «глупцов», щеголяют босыми лицами, как того требует нобелевский dress code.

Если, как поступают аналитические философы, не видеть ничего предосудительного в признании математикой «существования неосязаемых объектов» (чисел), и готовности мириться с использованием квантора существования как для эмпирических (когнитивно осмысленных) предложений, так и для математических утверждений, то нет и противоречия в вопросе: «Существуют ли воображаемые объекты?» или «Существуют ли на самом деле возможные миры?» Наш ответ: существуют. Где? В средостении сущего и не—сущего, т.е. в уме, который, как квантор, увязывает две реальности: эмпирическую и модальную. Следовательно, и предмет онтологического доказательства реален в той мере, в какой правильно эксплицированы понятия «существует» и «реальность». Если пределы применимости слова «существование» расширить, признав за не—эмпирическим опытом аксиоматическое право на сущее (как в случае с числом), то отпадёт и большая часть упрёков в не-верифицыруемости и не-фальсифицируемости не-сущего, небытия и ничто.

Но поскольку ни один из субстратов сознания — физическое, органическое, телесное, социальное и даже искусственный интеллект — не супервентен уму, а субъекты, по чьим карманам разложено идеальное/ментальное  — квалиа «моё», квалиа группы, квалиа страты, гипостазированные идеальные объекты, принятые «на постой» единичным и коллективным сознанием, а также чистые идеи, обретающиеся вне всяких субстратов на «кромке» сущего/не–сущего, — так вот субъекты или доминанты не обеспечивают целостности и единства сознания, то проблема локализации ума, феномена/ноумена, вещи/предмета не может быть решена. Ментальные объекты и субстантивно и субстратно нейтральны.

Отсюда ясно, что сознание есть поли—субстратный—поли—субъект или поли—субъектный—поли—субстрат, для обоснования этой максимы нами выдвинуты три фундаментальных требования: принцип субстратной недостаточности; принцип субъектной недостаточности; принцип предикативной недостаточности. Они гласят: сознание нельзя свести ни к каким субстратам—субъектам—предикатам. Ибо сознание есть притворно—сущее, — то, что обретается на кромке Сциллы (бытие) и Харибды (ничто).

Поэтому если скажут: довольно субстратов/субъектов, знайте: перед вами не сознание.

Трансцендируя, сознание расширяет число субстратов/cубъектов вплоть до Абсолюта, чьи предикаты неисчислимы, а форма его бытия — creatio ex nihilo. Отсюда и принцип полноты: бытие, ничто, обоюдное не могут бытийствовать/ничтожиться вне ума, а все члены триады образуют тринокуляр — «бытие—ум—небытие».

Итак, «бритва» срезает узлы, которые нельзя распутать. Так субстрат — мысль есть органика (спинной и головной мозг), который в споре с Э.В.Ильенковым считал 'очевидным' Д.И.Дубровский (знаменитый спор "Мозг и психика" — "Психика и мозг") есть тот узел, который мы разрезаем бритвой, — поскольку мышление не супервентно ни физическому (умные атомы), ни органическому (умные белки).

Или другой пример применения БК в СМД—онтологии Г.П.Щедровитского, утверждавшего невозможность отделить мышление и деятельность. Мы отсекаем эту презумпцию, увязывающую ум и умничание, поскольку мысль есть самоё—само и когда она пассивно прибывает в потенции, в ничто, во вне субъективирующего поля, пребывает в—себе и для—себя, в средостении сущего/не—сущего, где имманентна себе, но не как трансцендентальный субъект, нацеленный на поиск оснований за пределами своего имманентного, а как причина, каузация/казуация своего априори. В результате применения бритвы, мы получили мысль в виде предложения, не вложенного в уста субъекта и не требующего уяснения (до—уяснения). Такая мысль гипостазирована. Она есть чистое понятие, а не элемент речи в чьих—либо устах. Таким образом, бритва удалила детерминизм, предписывающий мышлению активность, что потребовало ввести третье фундаментальное правило: принцип предикативной недостаточности, который гласит: — ни один предикат не может исчислить существенные признаки идеальных объектов, поскольку обратное потребовало бы укоренения в основании, что не представляется вероятным.

Таким образом, шунтируют внутри мысли, оперируют внутри мышления...

Наконец, БК мы используем не как Оккам, редуцировавший понятие и саму способность суждения. А в проблематическом смысле, следуя логике Канта: понятие, которое внутренне противоречиво не по вине ума, споткнувшегося о самого себя (в силу ограниченности трансцендентных способностей), а по причине наличия в мире вещей для себя, запертых на засовы априоризма, следует относить к "проблематическим". И если Кант избрал противоречие краеугольным камнем трансцендентальной аналитики, а «Критику чистого разума» начинает с исследования трансцендентальных иллюзий, ведущих к появлению антиномий, а разрешение противоречий знаменует у него победу регулятивного, истинного применения разума над его ошибочным, трансцендентальным применением, и разрешение антиномий он видит в полном принятии посылок его агностицизма, априоризма и дуализма, то мы наделяем «бритву» презумпцией — срезания жира с ума, чьи сосуды закупорили тромбы опредмечивания и объективации... Бритва оперирует то, что нельзя шунтировать...

Бритва Кузина возвращает предмет в явление, — «распредмечивает» и «растождествляет» тупиковые идеи. Когда неверно сросшаяся кость уже подверглась остеосинтезу, её ломают, чтобы повторно срастить.

Бритва обоюдоостра: 1) нельзя шунтировать - оперируй; 2) нельзя оперировать - шунтируй... Вторая максима означает: когда налицо парадигматическая инфляция (неверифицируемость/нефальсифицируемость истины) и наступил дискурс-стресс, т.е. ум безмолвствует о том, о чём нельзя говорить (Витгенштейн), - моделируй Ничто за счёт «языковых игр». Другими словами, «бритва» не только удаляет «тромбы» в мышлении, срезает парадигматические узлы, но и шунтирует структуру мысли, которая «пала» под тяжестью онтологических обязательств. И в самом деле, нельзя просто купировать дискурс, ставящий [не-сущее] вне закона, т.е. заткнуть кляпом рот рациональности, а следует генерировать грамматику, в которой рациональность порождала бы знание о непредставимом/невыразимом в отсутствии объекта познания. Таким похлопыванием по щекам, бухнувшейся в обморок мысли, становится работа с модельными глаголами: «can», «мay», «мust», «should», «shall» и «will». Отсюда: когда нельзя опредметить то, что не явлено, не представительствует от имени ноуменального в феноменальном, исследуй саму способность к опредмечиванию, чтобы, трансцендируя, разум расширил своё имманентное за счёт априори, которое, скрепя сердце, отвалит для него свои стальные засовы.

Таким образом, истина не дана как скрижаль, - теория всего, растолкованная в эмпиреях для эмпирий, но есть бытие при ранее не-доуяснённом, есть [истинствование] как род экзистенции, - то, что мы называем [изгваздыванием] о кромку бытия и ничто. Поскольку важен не столько результат, - некое синтетическое знание, предложение (пропозиция), которое мы получим, исчислив предикаты объекта познания, а то, что узрение/уяснение вскрывает внутри нашего способа бытийствовать/ничтожиться, как оно фундирует наши основания заново, в иной парадигме, и как всё это продвигает нас внутри имманентного к a priori.

Пример того как работает «бритва».

Допустим, что мысль о Ничто́ беспредметна. Но когда предметом мысли становится беспредметность, у не-сущего появляется шанс. Такой шанс небытию дал Горгий Леонтийский - софист, чей трактат «О не-сущем, или О природе» дошёл до нас в парафразах Секста Эмпирика (Adv. Math. 7.65–87, DK 82 B3) и Псевдо-Аристотеля, или т.н. Анонима (De Melisso Xenophane Gorgia, V–VI). Ничего нет: ни сущего, ни не-сущего, ни обоюдного, утверждает Горгий (979а24).

Своё «не-сущее» (τὸ μὴ ὂν εἶναι) софист противопоставляет «сущему» (τὸ ἐóν) Парменида, хотя текстологи убеждены, что целью пародии был Мелисс с его работой «О природе, или О сущем» (Περὶ φύσεως ἢ Περὶ τοῦ ὄντος), чьё название Леонтиец якобы отзеркалил в собственном трактате «О не-сущем, или О природе» (περὶ τοῦ μὴ ὄντος ἢ περὶ φύσεως) [Вольф Новосибирск, 78]. Наткнувшись на "горгиев узел" в антиковедении, мы сделали вывод, что "нарост" проще разрубить, чем распутать. Речь о работе М.Н.Вольф, в которой профессор, желая выкурить проблематику Ничто́ из горгиеведения, перевела οὐδὲν ἔστιν как «Ничто́ существует», благодаря чему, как посчитал учёный, «трактат Горгия больше не выглядит пародией на элеатов и может быть поставлен на одну линию с решавшими элейский вопрос» [Вольф 2014, 112]. Такая аргументация более чем сомнительна. Во-первых, подобное «прочтение» подвергает ревизии основополагающий тезис Горгия (ничего нет: ни сущего, ни не-сущего, ни обоюдного), ставя с ног на голову всю концептосферу софиста; во-вторых, хотя текстолог и называет свою гипотезу «рабочей», в MXG, по признанию той же М.Н.Вольф, Аноним использует конструкцию «οὐκ εἶναί οὐδέν» (979a13), что не оставляет сомнений в твёрдости Горгия отстаивать негативную онтологию и гносеологию. Чтобы удостовериться, что основополагающий принцип Горгия «Ничто́ не существует» не заблуждение, не паранойя и не пародия на элеатов, мы изучили вопрос и обнаружили схожую критику «методологии» М.Н.Вольф у философа и текстолога Р.Б.Галанина. Мы взяли Горгия под защиту в статье https://clck.ru/Ni3Qa, чем и разрубили «горгиев узел» Бритвой Кузина.

_________________________________________

Вольф М.Н., (2014) Софистика. Горгий Леонтийский: трактат «О не-сущем, или О природе» в современных интерпретациях: учеб. пособие / М. Н. Вольф; Новосиб. гос. ун-т. – Новосибирск: РИЦ НГУ, С.112.

Санкт-Петербург, 2021 г.