Современная философия – является философией тревоги. Такой является любая настоящая философия, стремящаяся прояснить себе и людям проблемы своего времени. Ибо мир неустойчив и опасен. Неустойчив и опасен для самого себя и человек.

Естественно это не имеет никакого отношения к кафедральной философии, занимающейся более самой собой (извращенным «нарцисцизмом») и саму себя удовлетворяющей (интеллектуальной «маструбацией»).

Современная культура вызывает тревогу. Инновационный импульс, который получила европейская цивилизация в XVII-XIX веках, потерял свою силу. К концу XX века все более проявляются «откатные» явления во всех сферах человеческой культуры. Эпоха «модернити», образ жизни которой стал «Великой привычкой» для всего человечества, может стать «Великой Неудачей», если не внести в неё своевременные коррективы. Эпоха «постмодерна», в которой мы живем, есть осознание этой возможности.

Сильную тревогу вызывает человеческая культура в целом. Культурный капитал, наработанный прошлой культурой совершенно истощен. Культура, основанная на традициях, которая заменяет человечеству инстинкты, начинает распадаться. Механизм традиции, дающий вектор и оптимальную скорость культурно-социальных изменений в режиме устойчивого развития («sustainаble development»), начинает давать серьезные сбои, - вместо него в постмодернистской культуре начинает действовать механизм наиболее слабой формы традиции – механизм моды. Но этот механизм при всем своем динамизме не в состоянии обеспечить ни преемственность, ни смысловую направленность процесса культурно-социальных изменений, ни должную силу этих изменений. В результате современная «посттрадиционная» культура «топчется на месте», украшая свою жизнь бессмысленным разнообразием, - постмодернистской игрой «различий и повторений», которые лишь внешне создают эффект новизны.

1. Истощен ментальный капитал. Произошло явное перепроизводство символических продуктов, сопровождаемое ухудшением их качества. Нет новых, фундированных на реальных проблемах человеческой культуры символических конструкций, а создаются постсимволические конструкции, основанные либо на толковании символических конструкций прошлого, либо созданные в результате искусственного сочетания тех или иных символических конструкций. Именно такая «игра в бисер» стала характерной чертой постмодернистской культуры, которая способна создавать лишь «Симулякры», а не полновесные «Идеи» и «Утопии», увлекающие человеческое общество за новые горизонты своего будущего.

Мы имеем довольно мерзкую картину ландшафта современной ментальности: организующий центр ментальности (коим, ввиду отмирания религии, должна быть философия) представляет небольшой архипелаг загрязненных островков; окруженных потоками человеческой мысли, отравленной фрейдо-ницшеанскими испражнениями и мистическим мусором, которые двигаются в разнообразных направлениях, и эти движения все более и более теряют свое общее смысловое направление.

Философия превратилась в бессмысленное толкование философских текстов прошлого, в беспардонное обслуживание социальных интересов элит общества, в технологию тотального обмана.

Наука в своей техногенной односторонности становится проклятием человечества, большинство, возникающих перед человечеством неразрешимых проблем, инициированы именно научной деятельностью. Наука почти всегда финансировалась не для целей улучшения жизни человека, а для создания изощренных средств массового уничтожения всего человечества, - таков факт истории. Сейчас наука, благодаря достижениям в области генетики, создает угрозу геному человека.

Искусство совершенно потеряло нравственно-общественное содержание, превратившись под влиянием психоанализа, в смакование человеческих низостей, секса и насилия, в пропаганду безыдейности, в идеологию социального изоляционизма. Оно превратилось в рекламную деятельность.

Потому сейчас важна проблема нравственной ответственности современных мыслителей, ученых и работников искусства. Прежде всего, необходимо, чтобы современная философия стала центром врачевания больной ментальности современной культуры Современная философия должна стать клятвой Гиппократа. Основу её должны составлять три принципа: критиковать - т.е. взрезать раковые опухоли современной мысли; прояснять – т.е. производить операции по сшиванию разорванного тела современной мысли; нравственно действовать, не навредив больному Человечеству.

2. Истощен социальный капитал. Наработанный сотнями тысячелетий опыт социальной солидарности как способа выживания человеческого рода, который отложился в кодах традиции в виде тех или иных архетипов сознания, в символических системах моральных предписаний и формах культурной идентификации, в формах социальной организации, в габитусах совместной деятельности, беспощадно эксплуатируется особенно в последние четыре тысячелетия буржуазией. В результате у людей абсолютно исчезло доверие - как к власти, так и друг к другу. Это создает ситуацию социального разброда и моральной деградации, в условиях которого совершенно невозможно нормальное воспроизводство социальной жизни.

Происходит диссоциация общества, не только некоторые, а все культурно-социальные группы, сформированные для тех или иных целей в процессе культурно- социального развития, теряют свой функциональный смысл, но они продолжают существовать и предъявлять претензии на существование и в будущем, и эти претензии агрессивны. Их претензии не встречают должного отпора, ибо все культурно-социальные институты потеряли смысл, а потому нет той культурно-социальной группы, которая служила бы движущей силой протеста. Последние протестные движения произошли в конце 60-х годов, но носителями этого протеста были маргинальные группы интеллигенции, которые не имели должной социальной силы без поддержки более широких слоев общества. Социальные революции, питаемые в недавнем прошлом «Великой надеждой», превратились в театральные «шоу», которые служат для выдвижения во власть тех или иных элитных кланов.

Протест ушел из сферы широких революционных движений в «авангардизм» малочисленных маргинальных культурно-социальных групп, который не имеет никакого практического значения, является безобидной игрой, ведущейся в целях получения этими маргиналами своей доли дивидендов. Культура этого «авангарда» довольно успешно ассимилируется современным обществом, является своеобразной приправой к пресной и безвкусной жизни современного общества.

Собственно только терроризм во время общего смыслового разброда становится наиболее сильной формой протестного движения в начале XXI века. Все современное общество окончательно погрязло в «мещанстве»; в том мещанстве, о котором с болью писал еще в середине XIX века А. Герцен. Сложилась одна оппозиция: мещане и террористы. Но наиболее мерзким является то, что и терроризм начинает ассимилироваться современной мещанской культурой, выполняя функции разрешения корыстных задач той или иной культурно-социальной группы.

3. Истощен естественный капитал: хищническая деятельность человечества, устроившая из «храма» природы «мастерскую», постепенно приходит к парадоксальной ситуации: человек стремясь улучшить качество своей жизни за счет использования природных ресурсов, ухудшает одновременно среду своего обитания, тем самым ухудшает качество жизни. При сложении разнонаправленных векторов: научно-технического прогресса и регресса окружающей природы в результате получается «нуль», а сейчас наблюдается в результате сложения и отрицательная величина. Встает вопрос: не возвратиться ли к прежнему лозунгу – «Природа – храм», подвергнув тотальной критике лозунг Ф. Бэкона.

В смыслово и социально распадающейся современной культуре начинает все более и более превалировать хозяйственная сфера культуры. Культура превращается в «Город без имени» В. Одоевского, в «Бентамию», составленной из «купеческих оборотов». Тезис Маркса о примате хозяйства начинает сбываться:

1) Продукты ментальной деятельности все более и более напоминают товар, брошенный на рынок идей не для инициации тех или иных форм мысли и поведения, а для того, чтобы быть как можно быстрее проданным, и для достижения этого эффекта не важно содержание и смысловая ценность выброшенного на рынок продукта духовной деятельности. Сами эти идеи - либо красочные этикетки на каком-либо товаре; либо привлекательная риторика в промежутке между рекламными роликами

2) Институт власти теряет свою силу, он начинают все более и более напоминать марионеточную группу, выдвинутую во власть, для решения задач той или иной финансово-промышленной группы. Маркс был прав: государства отмирают – большую роль начинают играть финансово-промышленные ТНК, которые фактически управляют всей человеческой жизнедеятельностью на планете.

3) Сама хозяйственная деятельность начинает терять свою смысловую основу, ибо создаваемые ею товары обладают сомнительной потребительной стоимостью, спрос на них инициируется в основном рекламой, а не их реальной потребностью. Качество этих товаров сводится в основном к внешнему «дизайну», сопровождаемого ухудшением реальных потребительных свойств.

В эпоху постмодернизма, в период постиндустриализма (посткапитализма) все финансовые ресурсы уходят не на производство экзистенциально необходимых продуктов, а в производство продуктов, имеющих сомнительную ценность для человеческой культуры.

И все это происходит на фоне страшного голода подавляющей массы человечества, не входящей в «золотой миллиард».

Но это совершенно не значит, что проект Просвещения потерпел поражение. Во-первых, он и не был реализован в полной мере. А, только благодаря этому проекту были достигнуты определенные позитивные моменты.

Более того, без этого невозможно движение далее

ЧАСТЬ 1 КАНОН ФИЛОСОФИИ

ГЛАВА 1 ФИЛОСОФИЯ - ТЕХНОЛОГИЯ МОДЕРНИТИ

Философия является вторичным образованием ментальности, которая занимается критической и разъясняющей деятельностью, формой инициации культурных инноваций. Стремление некоторых сделать философию то религией, то наукой, то искусством совершенно несостоятельно. Философия при всей своей погруженности в эти ментальные формы является образованием, которое имеет свою проблематику, свои задачи и цели, хотя в те или иные периоды своего существования, она проявлена как более похожей на религию, или более похожей на науку и искусство. Но это говорит только о том, что она связана тесно с этими мировоззренческими формами, и в той или иной экзистенциальной ситуации отдает большее предпочтение какой-либо из вышеуказанных форм, но не более.

Философия не кафедральное занятие, философия – реальная культурно-социальная практика, это жизненный опыт философа и реальная работа человеческого ума по установлению надежных скреп по разломам человеческой культуры, по установке надежных стоек в пещерах ее фундамента.

Как писал, в частности Б. Кроче: «Настоящая философия, в отличие от безжизненных школярских схем, исполнена страстью: чувством добра она питает умственные закоулки, утишает боль душевного подполья. Именно страсть выносит на передний план философских истин историческую ситуацию, готовя ее последующее разрешение провоцируемым действием. Это не стерильное созерцание и поклонение божественной жизни, описываемое фанатичными риторами, хотя и этому можно найти подходящие поводы, и не мучительное освобождение от жизненных тягот. Это, скорее, всегда непростое соучастие в непрекращающемся творении всегда нового мира. Такой логике отвечает вся история философии, любому из понятий которой так или иначе соответствует жизненная роль» (Кроче Б. Антология сочинений по философии. СПб. 1999. С.22).

Философия как реальная культурно-социальная практика включена в историю. Без этой реальной включенности в историю, она бессмысленный набор фраз. Когда философия выключается из истории и превращается в архивную работу, она самоуничтожается. Философия приобретет новый жизненный импульс только в историчности человеческого бытия, в присутствии ее в решении реальных забот и проблем культуры. Философия всегда философия Настоящего, и только с точки зрения бушующего Настоящего она понимает свое Прошлое и инициирует свое Будущее. Только будучи философией своего Настоящего она становится Вечной философией. Именно таковой была философия Гераклита, Платона, Аристотеля и Канта.

Философия – форма ментальной деятельности, свойственная модернизационному типу культуры. В традиционалистских типах культуры, где модернизационные процессы мало проявлены, роль философии существенно снижена, но даже в этих культурах философия процветает в трагические переломные периоды, от которых не застрахованы и эти тип культур, – в эпоху перемен.

Расцвет философии всегда приходится на тот период, когда в теле культуры образуются «разрывы» и «складки», в которых начинают «копошиться» разного рода философские концепты. Это относится к периоду возникновения философии как суверенной формы ментальности, т.е. к греческому обществу от времен Солона до времен Александра. Это относится к китайской, индийской и арабской культуре, это относится и к западноевропейскому обществу XVI-XX вв. Ввиду принятого стиля «модернити» в нашей жизни философия сейчас выступает как центральная и структурообразующая ментальная форма, заменив религию.

Если отсутствует необходимость модернизации, то философия автоматически преобразуется в процессе культурного творчества в религиозную форму сакрального или секуляризированного типа, постепенно приобретая свойственные религии черты.

Технология модернизации выступает в разных формах. Во-первых, модернизация идет путем, деконструкции ментальности самого субъекта: во-вторых, путем деконструкции понимания мира этим субъектом. Это приводит к различению форм философии на «идеалистические» и «материалистические», но это различение может иметь лишь «пропедевтический» характер, который при более подробном анализе «снимается», а выступает на первый план та роль и значение, которую выполняет та или иная философия в качестве технологии модернизации. Эту задачу философия решает в разных формах.

Главный метод модернизации состоит не в отвержении традиции, а, - либо в прояснении и уточнении существующей традиции; либо в заимствовании традиций иной культурной общности; либо в инициации какой-либо маргинальной в данный момент традиции; либо в обращении к древней и давно утерянной традиции. Потому философия никогда не строится на «пустом» месте.

§1 COGITO

1 ФИЛОСОФИЯ – ЭТО СВОБОДА.

1. ФИЛОСОФИЯ – ВОИНСТВУЮЩАЯ ШИЗОФРЕНИЯ

Философия – это свобода, это дистанцирование от оков традиций той или иной культурной общности в которой существует философ. Философ всегда скептично относится к существующему порядку вещей. Это маргинал. Потому скептицизм - органон философии: «…скептицизм есть привал для человеческого разума, где он может обдумать свое догматическое странствование и набросать план местности, где он находится, чтобы избрать дальнейший свой путь с большей уверенностью, но это вовсе не место для постоянного пребывания; такая резиденция может быть там, где достигнута полная достоверность познания самих предметов или границ, в которых заключено все наше знание о предметах» (Кант И. Сочинения в 6-ти томах. М. 1964. Т.3. С.632).

Свободу философу дает мысль. В этом отношении прав выдающийся русский философ П.Л. Лавров (18-1900), который противопоставлял мысль и традицию (культуру), ибо режим cogito - это способ достижения свободы и метод введения инноваций. Мысль может быть только свободной. Потому-то гносеология как учение о мыслительной деятельности расцвело именно в западноевропейской философии и, прежде всего, в тех культурных регионах, где сильны идеи либерализма.

Вход в режим философствования достигается декартовой установкой: «Я мыслю, следовательно, существую». Смысл этой установки состоит в том, что мысль освобождает человека от оков традиций той общности, в которой он находится. Традиции задают координаты эпистем мысли и ритуалов действия, они сковывают свободу, а потому нужно освободиться от этих оков, чтобы начать свободное движение, обратиться «к самим вещам» для приобретения философского опыта. Потому-то философ часто непонятен своим ходом мысли и экстравагантен по форме поведения, он – идиот: «Философия встает на сторону идиота, как человека без допущений» (Делёз Ж. Различие и повторение. Спб., 1998. С.164).

А. Кемпински писал следующее: «Никто не сомневается, что шизофрения – болезнь; за это говорит уже хотя бы огромная степень страданий таких больных, однако нельзя сказать, что есть в этой болезни нечто возвышенное, а именно то, что специфически человеческие особенности подвергаются в ней катастрофическому возрастанию» (16, с.157). И если такого рода болезнь «катастрофического возрастания» собственно «Человеческого» поразит человечество, то пусть развивается эта «чума» значительно быстрее чумы XXI века - СПИДа, поразившей, как «Божья кара», все человечество. Философия Ландшафта - это идеология воинствующего Шизофреника.

В мифологическом периоде ментальности роль философов играли шаманы – определенная категория людей, которая обладала специфическими чертами: нестандартным строением психики, отсутствием атрибутов половой идентификации, с маргинальной формой поведения. Эти же существенные черты сохранились далее, потому творцы ментальности довольно часто - это ущербные, маргинальные личности. Эти черты были отмечены в свое время Ч. Ломброзо (1835-1909), М. Нордау (1849-1923) и Ш. Рише (1850-1935).

Режим cogito приемлем только для философствующего, что не свойственно многим, ибо большинство или вообще мало мыслят, или же мыслят по направлениям, заданными той эпистемой, сформированной традициями той культурно-социальной группы, в которой он существует. Потому-то философ всегда одинок, ибо его не могут и не хотят впустить в свою «пещеру», мыслящие в рамках той или иной «эпистемы» культурно-социальные группы, он везде чужой. Одиночеством он платит за свободу своей мысли и за возможность путешествовать по бытию.

Известно со времен Платона, что философия в большее мере – это умение умирать, т.е. философия – это теория суицида. Такой странный вывод многих поражает, но так и не достигается понимания этого феномена. Философия учит умирать по той причине, что философ, выходя из принятых эпистем той или иной культурно-социальной группы, подвергает себя остракизму и умирает для нее.

Это явление смерти постоянно воспроизводится в культуре. Любой культурный герой в мифологии проходит очищение в «преисподней, в царстве «мертвых». Это же явление рассматривает, в частности А. Тойнби, который подмечает факт «Ухода –и – Возврата», как необходимого процесса для формирования деятеля культурных инноваций. Он правильно писал: «Уход позволяет личности реализовать свои индивидуальные позиции, которые не могли бы найти выражения, подавленные прессом социальных обязательств, неизбежных в обществе» (Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991 С.267)

2. СУЩЕСТВОВАНИЕ В МЫСЛИ

Хотя современный философ ведет свою традицию от Декарта, но он не является картезианцем, ибо картезианское «cogito» интровертно, тогда как современный философ экстраверт – его «cogito» детерминировано многообразиями мира. Для современного философа не должно существовать автономии мысли, она всегда дополнена реальностью окружающего мира, входящего в его сознание как равноправный компонент. Современное философствование – это философствование свободно блуждающего идиота-мыслителя, ставящего в местах трагических разломов между человеком и миром свои «скрепы-идеи». И эта работа имеет перманентный характер, ибо эти «скрепы-идеи» ненадежны, - другими быть не могут по сути, а потому философия – это вечное ремесло

Сам механизм впоследствии был проанализирован более подробно Э. Гуссерлем.

Конечно беспредпосылочного знания не существует, этот момент как раз был подвергнут критике Ч. Пирсом.

3. ФИЛОСОФСКИЙ ОПЫТ

2. ФИЛОСОФИЯ КАК КРИТИКА: ДЕКОНСТРУКТИВНОЕ МЫШЛЕНИЕ.

Культурно-историческая практика философии – это критика. Философии – это культурно-социальная практика по критике современной ей культуры. На базе этой критики новые концептуальные схемы, которые инициируют новые формы мышления, новые картины мира и новые образы жизни. Но философия не тотальная критика стороннего наблюдателя, а, как подчеркивал Ю. Хабермас, тип культурно-социального действия.

Философия – это интеллектуальный террор. Путем этого интеллектуального террора достигается врачевание культуры: очищение наносов, прояснение смысловых основ культуры, лечение злокачественных опухолей её. Философ является врачом культуры. Философ взрывает устоявшиеся системы ментальности, обществ и типов деятельности, выпуская в мир «красные бригады» философских концептов. Философ – это шахид культуры, это гений-мудрец, изгой-революционер и чудак-изобретатель.

Неудивительно, что после того как произошел процесс модернизации, от такого типа людей общество избавляется. Но обычно этого не происходит, ибо они - пророки-провидцы умирают значительно раньше, а потому их просто стилизуют, делают из них «идолов», прикрывая их именами свои неблаговидные дела.

Методом интеллектуального террора является деконструкция. Под деконструкцией я понимаю метод обличения наличности и вскрытия его ложности. Одним из первых деконструктивистов в XIX веке был К. Маркс с его концепцией ложного сознания. Действительно, обращение к экономической подоплеке всех идеологических конструкций, вскрытие «истинности» - один из самых радикальных методов деконструкции. Начало XX века ознаменовано появлением другого метода деконструкции – это обращение к психиофизиологии сознания. Первым этот метод применил З. Фрейд. Более традиционны эпистемологические методы деконструкции, которые состоят либо в вскрытии противоречивости высказываний и явлений, либо в несоответствии их реальности путем фальсификации.

1. ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ

Мысль – есть суть процесса модернизации, размышление – суть философии. Мыслить – означает философствовать. Философия, как органон мысли, как технология модернизации, всегда выступала против здравого смысла, против традиции. Потому постановка парадоксальных вопросов, особенно со времени Парменида и Зенона, является одной из функций философии. Парадокс разрушает традицию, тренировка в парадоксальных размышлениях формирует ментальность модернизационного типа. Это особенно заметно, к примеру, у представителей мегарской школы, когда в эллинистический период философия и воспринималась в большей степени как игра ума.

К сожалению, эта функция философии часто губительно сказывается на её языке и смысловом содержании философии, которая обычным людям часто непонятна, ибо отрывается от реальностей их жизни. С одной стороны, это полезно, ибо путем «отрыва» формируются новые области понимания, новые перспективы мысли, - а именно в этом состоит суть философии как технологии модернизации. Но, во всем должна быть мера, ибо излишняя гипертрофированность языка и смыслов приводит к прямом противоположному результату, - непонятный язык и смысловая сумбурность философствования не будит у людей мысль, не открывает им новые горизонты реальности, а, наоборот, закрывает все горизонты, приводит саму философию к отрыву от действительности, философия сводится к внутрицеховым словопрениям «посвященных», а культурная функция философии как технологии модернизации не выполняется.

Когда «инновационная болезнь» приобретает уродливые формы, то становятся истинными слова наиболее серьезного французского философа XVIII в. - «Века философии» - Э.Б. Кондильяка: «Таков, в общем, характер философских школ: стремящиеся к исключительному господству, они редко ищут истину, больше всего хотят быть оригинальными. Они рассматривают пустые вопросы, выдают свои грезы за истолкования природы. Наконец, занятые тем, чтобы нанести друг другу вред, а себе создать новых приверженцев, школы используют для этого всякие средства и все приносят в жертву взглядам, которые хотят распространять» (Кондильяк Э.Б Сочинения: в 3-х т. Т.3. М.: Мысль, 1983.с.231)

Философ создает фикции (Г. Файхингер) – концептуальные замыслы, которые создают лишь предпосылки для зарождения каких-либо религиозных систем, художественных творений, научных теорий, но сами таковыми не являются. Удивителен факт, что, к примеру, совершенно ненаучная концепция С. Киркегора привела Н. Бора к его квантовой теории и к принципу дополнительности, т.е. как та или иная философская концепция порождает разнообразнейшие символические формы в менталитете. Суть философской концепции не в ее истинности или соответствии реальности, а в том, что она образует энергетические потенциалы, порождающие религии, творения искусства и научные теории, которые отвечают тем или иным потребностям человеческой культуры

Это абсурдное образование ментальности – оно конструирует абсурды, которые своими импульсами взрывают устоявшиеся ментальные структуры, вызывая в ней инновационные процессы.

Философ творец абсурда, парадоксально, но именно само существование человека является абсурдом в этом мире. Самое главное, люди склонны прислушиваться к абсурдному, ибо абсурд – это уход от каких-то заданных схем, сулящий какие-то новые пути. Человек и произошел от обезьяны благодаря абсурдным решениям, которые не соответствовали заданным обезьяне генетическим программам видения мира и поведения. Р. Карнап был абсолютно прав объявив, что философские предложения не поддаются верификации, имеют квазисинтаксический характер. И это действительно так, но эти предложения, как сам он подчеркивает не являются и «неподлинными», они, следовательно имеют какой-то иной характер – этот характер состоит в том, что они создают и инициируют «возможные миры», возможные концептуальные направления Мысли.

Как пишет И.Т. Касавин: «…заблуждение – продукт высокоорганизованного мышления» (Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. М. 1990. С.7)

Именно роль философии состоит в том, чтобы дать набор абсурдных с точки зрения обыденного мировоззрения решений. В этом состоит роль философии в создании науки, в создании, как ни странно, научных предложений и высказываний. Правильно подчеркивает один их лидеров современной русской философии В.С. Степин: «Как правило, в фундаментальных областях исследования развитая наука имеет дело с объектами, еще не освоенными ни в производстве, ни в обыденном опыте (иногда практическое освоение таких объектов осуществляется даже не в ту историческую эпоху, в которую они были открыты). Для обыденного здравого смысла эти объекты могут быть непривычными и непонятными. Знания о них и методы получения таких знаний могут существенно не совпадать с нормативами и представлениями о мире обыденного познания соответствующей исторической эпохи. Поэтому научные картины мира (схема объекта), а также идеалы и нормативные структуры науки (схема метода) не только в период их формирования, но и в последующие периоды перестройки нуждаются в своеобразной стыковке с господствующим мировоззрением той или иной исторической эпохи, с категориями ее культуры. Такую «стыковку» обеспечивают философские основания науки. В их состав наряду с обосновывающими постулатами входят также идеи и принципы, которые обеспечивают эвристику поиска. Эти принципы обычно целенаправляют перестройку нормативных структур науки и картин реальности, а затем применяются для обоснования полученных результатов – новых онтологий и новых представлений о методе» (Степин В.С. Теоретическое знание. М. 2000. С.260-261). Далее он пишет: «Если в культуре не сложилась категориальная система, соответствующая новому типу объектов, то последние будут восприниматься через неадекватную сетку категорий, что не позволит науке раскрыть их существенные характеристики. Адекватная объекту категориальная структура должна быть выработана заранее, как предпосылка и условие познания и понимания новых типов объектов. Но тогда возникает вопрос: как она формируется и появляется в науке? Ведь прошлая научная традиция может не содержать категориальную матрицу, обеспечивающую исследование принципиально новых (по сравнению с уже познанными) предметов. Что же касается категориального аппарата обыденного мышления, то, поскольку он складывается под непосредственным влиянием предметной среды, уже созданной человеком, он часто оказывается недостаточным для целей научного познания, так как изучаемые наукой объекты могут радикально отличаться от фрагментов освоенного в производстве и обыденном опыте предметного мира.

Задача выработки категориальных структур, обеспечивающих выход за рамки традиционных способов понимания и осмысления объектов, во многом решается благодаря философскому познанию.*

Философия способна генерировать категориальные матрицы, необходимые для научного исследования, до того как последнее начинает осваивать соответствующие типы объектов. Развивая свои категории, философия тем самым готовит для естествознания и социальных наук своеобразную предварительную программу их будущего понятийного аппарата» (Степин В.С. Теоретическое знание. М.; 2000. С.263-264)

2. ФИЛОСОФСКАЯ ИРОНИЯ

Философия иронична. Она заигрывает с сознанием и миром, игра иногда бывает опасной. Ирония философа привлекательна, эротически возбуждающа и ценностно побуждающа. Образцы иронии дал нам прародитель западноевропейского философствования – Сократ. Философия стремится познать неизвестное заранее зная, что познать это не сможет, она лишь концептуализирует неизведанные области возможного знания. Эту сторону подчеркнул разработчик «теории иронии» один из ландшафтно мыслящих философов – Фр. Шлегель. Фр. Шлегель считал, что философия возможна как «фрагментарное сознание». Это «фрагментарное сознание» отличается от разума и воображения, ибо мы можем самих себя представить лишь фрагментно и частично. Фр. Шлегель считал, что эта фрагментарность философского мышления вообще основная черта философии, исходной формой которой был диалог, а диалог «…это цепь или венок фрагментов» (Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.1. М. 1983. С.293).

Фрагментарность выражается в том, что философия стремится стать самосознанием, но самосознание человека самим себя полностью невозможно, оно возможно лишь фрагментами. С другой стороны, философия, стремясь выйти на новые горизонты понимания, не может дать нам адекватное понимание этих областей знания, вступая на «terra incognito» она не знает, что реально ждет её на этой неизведанной земле, она лишь концептуализирует возможны пути исследования неизвестного.

Именно этой фрагментарности понимания самих себя и неизвестного адекватно соответствует форма иронии. Философия для Фр. Шлегеля подлинная родина иронии. Фр. Шлегель утверждал: «Ирония – это ясное сознание вечной подвижности, бесконечно полного хаоса» (Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.1. М. 1983. С.360).

1. УЧЕНОЕ НЕЗНАНИЕ

2. ГРОТЕСК

3. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ СМЕХА

Как писал Л. Фейербах – «юмор – приват-доцент философии».

Серьезна религия и наука – ибо религия строит строгие конфигурации веры, а наука – строгие пропозиции. Философия и искусство – вещи игривые и несерьезные. Искусство – это игра эмоций, философия – игра мыслей.

3. ФИЛОСОФИЯ - ПРОЯСНЕНИЕ МИРА

В философии инноваторская черта превалирует, потому её постоянно сотрясают различные «новые» философские «революции». Всю энергию своего ума философы направляют по преимуществу на изобретение чего-то «нового», не утруждая себя серьезным исследованием сути культурных явлений, не проявляя должной аккуратности в оформлении своих мыслей, действуя в угоду сиюминутности, живя «здесь и теперь». Здесь должна действовать другая сторона мысли. Если мысль, с одной стороны, выступает как инновационная сила, в которой могут в своих крайностях проявится её крайне деструктивные элементы, то, с другой стороны, мысль выступает и как механизм прояснения смысла и уточнения значений тех или иных артефактов культуры. Как подчеркивал, к примеру, Т. Гоббс: «Свет человеческого ума – это вразумительные слова, однако предварительно очищенные от всякой двусмысленности точными функциями» (Гоббс Т. Избранные произведения. В 2-х т. М.,1964 т.1 с.117). В этом отношении путь философии таков, как и путь человеческой культуры. Путь же человеческой культуры состоит в рационализации ментальности, социальных форм и типов хозяйственной деятельности. Круг философских проблем становится более ясным и прозрачным, современные «постмодернисты» в своем стремлении иррационализировать философию, все равно, сами того не осознавая, служат делу прояснения философских проблем и движению её к рационализации, ибо, обращая внимание на иррациональное, они невольно его рационализируют, сужают поле иррационального в культуре.

В свое время создатель философии «перспективизма» Х. Ортега-и-Гассет писал: «Философия- это могучее стремление к прозрачности и упорная тяга к дневному свету. Ее главная цель – вынести на поверхность, обнажить, открыть тайное или сокрытое; в Греции философия сначала называлась aletheia, что означает разоблачение, обнажение, раскрытие – короче, проявление. А проявить – значит произнести слово: logos. Если мистицизм – молчание, то философия – слово, открытие бытия вещей в полной обнаженности и прозрачности речи, слово о бытии: онтология. В отличие от мистицизма философия стремится быть произнесенной тайной» (Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? М., 1991. С.107)

Так критикуемая в былое время направленность философии на параллельное исследование тех же проблем, которые исследует более состоятельное в этом отношении научное знание, до сих пор довлеет над философией. Потому по инерции этой мощной критики её со стороны научного знания она до сих бежит от создания мировоззренческих картин, занимаясь анализом языка или же облюбовав себе сферу художественного творчества. Но это ошибочно, ибо дифференциация современного научного знания привела к тому, что у современного человека и научного работника какой-либо конкретной области науки совершенно отсутствует цельное мировоззренческое знание, что приводит к эффекту дезориентации человека в современной культуре; к отсутствию плодотворных творческих импульсов у научного работника, ибо известно, что творческая мысль рождается от каких-то исходных общемировоззренческих посылов.

Само научное знание, лишенное мировоззренческих ориентиров создает фрагментарную частную мировоззренческую систему «ad hoc» и вообще «заболевает», изобретая корпоративный язык-«сленг», понятный только им самим. Возникает эффект «самодеструкции» научного знания. Все это обусловлено как раз – таки «предательским» поведением философии, которая «ударилась» в мистику, в эротические откровения и т.д… Насущная задача современной философии как раз состоит именно в восстановлении мировоззренческой «онтологической» функции философии, ибо она должна стать связующим звеном между «корпоративным» научным знанием и знанием обыкновенного человека. Она должна стать не противопоставленным научному знанию мировоззрением, создающим дикие натурфилософские спекуляции гегелевского типа, а создающим общую мировоззренческую картину современной науки, изложенную популярным языком, выполняя при этом не только крайне важную функцию «популяризации науки», но и интегративную роль в самом научном знании. Более того, при интеграции знания выявляются новые перспективы развития самого знания. Задача крайне сложная, но кто сказал, что философия – это дело простое. Философ должен знать все. Тем более, что у философов энергии, как видно, много, - судя по тому, как много они её затрачивают в интерпретации и анализы своих таких же путаных, как и они, предшественников, как много энергии тратится на создание каких-то новых совершенно умозрительных «авангардных» идей. Вот эту-то энергию надо направить на изучение удивительных, часто фантастичных и действительно «авангардных» идей современного научного знания.

В связи с тем, что философия является методом прояснения смыслов, то во многом её деятельность в этом качестве выступает как просветительски-популяризаторская и этого не следует бояться. Именно в этом её суть – она должна систематизировать все данные современных достижений человечества, или, как говорил Гейне – «починить дырки мироздания», и после этой «починки» преподнести это в цельной и понятной форме как единое мировоззрение. Философия в этом смысле вечно профанирующая наука и искусство и политика и т.д. её функции как образования – это первоначальное образование.

1. ПРИНЯТИЕ ВСЕГО

2. РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ МНОГООБРАЗИЙ

3. ФИЛОСОФИЯ – ЭТО ПРОСВЕЩЕНИЕ

§2 КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ

Ментальные формы: идеология (религия), наука и искусство выстраивают фигуры: фигуры догм, фигуры фактов, математических форм и понятий; фигуры композиций и сюжетов. Философ не мыслит фигурами, философ мыслит концептами.

Концепт не понятие, «…концепт недискурсивен, и философия не является дискурсивным образованием, так как не выстраивает ряда пропозиций» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия» С.34). Концепт – это событие, которое не может быть интерпретировано как научный факт, а как создание какой-то квазиреальности со своими пространственно-временными измерениями, со своей логикой построения: «Философские концепты – это фрагментарные единства, не пригнанные друг к другу, так как их края не сходятся. Они скорее возникают из бросаемых костей, чем складываются в мозаику. Тем не менее, они перекликаются, и творящая их философия всегда представляет собой могучее Единство – нефрагментированное, хотя и открытое, это беспредельная Всецелостность, Omnitudo, вбирающая их все в одном и том же плане» (там же, С.49). Они не составляют четкой логической системы: «Концепты напоминают архипелаг островов или же костяк - скорее позвоночный столб, чем черепную коробку, - тогда план подобен дыханию, овевающему эти изолированные островки. Концепты - это абсолютные объемы, неправильные по форме и фрагментарные по структуре, тогда как план представляет собой абсолютную беспредельность и бесформенность, которая есть ни поверхность ни объем, но всегда фрактальна» (С.49)

Это не значит, что концептуально только философское знание, концептуальна всякая мысль, пока она не оформлена в статичные фигуры веры, знания и действия. Всякая мысль открыта, ибо это творческий процесс, мысль есть движение, есть «выброс в Ничто». Философия - лишь «пиратская стоянка» или «биржа» Мысли, где идет лишь «распродажа» и накопление «награбленного», совершаются крайне рискованные спекулятивные сделки.

Философ, как подчеркивал Д.Г. Льюис, «… похож на купца, «бойко торгующего», но не имеющего капитала, который давал бы ему возможность выполнить его обязательства. Он выдает векселя, но у его нет ни золота, ни имущества в обеспечение долгов, его векселя не представляют действительных ценностей, хранящихся на складах. Как ни величественны кажутся его спекуляции, первый несговорчивый кредитор, требующий немедленно уплаты по векселю, делает метафизика банкротом» (Льюис Д.Г. История философии. Т.1. СПб., 1892. С.16-17). Потому-то история философия часто выглядит как история идейных банкротств. Но эти банкротства взрывают человеческую культуру, создают кризисы, благодаря которым культура приобретает модернизационный динамизм.

Философия – это улей «жалящих Оводов» – концептов. Концепт – не понятие, концептуальное мышление – не сухое рассудочное оперирование понятиями и не индуцирование истин из фактов. Концепт - это форма критической мысли, актуализирующая потенциально назревающие проблемы.

1. КОНЦЕПТ КАК ЛОГОС

Концепт не утверждает, он порождает. Не зря творец европейского философствования Сократ утверждал, что он занимается искусство повивальной бабки – майевтикой. Русский философ И.И. Лапшин в своей работе «Философия изобретения и изобретение в философии» (1922) правильно подчеркивал, что понятие зачатия в смысле деторождения в латинском языке обозначается тем же словом, что и концепт – conceptio.

Концепт – это животворящий «Логос», это катализирующий центр кристаллизации ментальных систем. В принципе во всех сферах деятельности существуют формы концептуального мышления – в виде лозунгов, манифестальных проповедей, общих методологических установок. Но собственная стихия концептуального мышления – это философия, да и тот, кто в какой-либо частной области выступает как создатель концептуальных идей является философом по существу, да таковым формально или неформально понимается.

1. ПОРОЖДЕНИЕ ПАРАДИГМ

АНАЛОГИИ

Человек понять реальность во всей её полноте не может, он познает её лишь путем частичных моделей-подобий, имеющих характер аналогий и метафор, ибо человек переносит на окружающий мир образы присущих ему социальных практик и известных ему типов знания об окружающей реальности, он вообще склонен больше к пониманию мира художественно - метафорически. Потому-то философия, которая стремится дать целостное понимание мира, всегда оперирует мысленными метафорами. Мысленные метафоры и «мысле-образы» – основная форма концепта. Концепт – это не научное понятие, ибо: «Пониманию чужда ученость, а ученость далека от понимания» (8. гл.81), но это и не художественная метафора, ибо: «Нет красоты в правдивом слове, нет правды в сказанном красиво» (там же).

Описание реального «Жизненного мира» требует реального жизненного языка, требует языка мысленных метафор и мысле-образов концептов. Именно – мысленных метафор, а не художественных, которые служат для совершенного иного типа повествования и имеют в философии роль вспомогательного средства. Концепт также не является молитвенным «шифром трансценденции», «руническим» символом религиозного сознания, который служит для целей достижения «откровений» и «просветлений». Также философ, хотя и должен знать в полном объеме всю проблематику современной ему науки и её истории, но не должен вдаваться в тонкости эмпирических исследований; – он концептуалист – неприкаянный «Абеляр» современности, творец концептов: мысле-образов, мысленных метафор – беспокоящих «Оводов», а не научных теорий, которые используют образы и аналогии, но мысле-образ - не теоретизированный образ, а мысленная метафора – это не аналогия, - аналогия это рационально-эмпирически фундированное подобие. Мысле-образ и мысленная метафора только пробуждают-возбуждают Мысль, смущая-раздевают Сознание, давая им направление, заставляя потом им реализоваться в идеологии, науке и искусстве, выразиться в социальных формах и типах хозяйственных практик. Конечно, это не значит, что весь текстовой массив философии должен состоят из мысленных метафор, нет. Философский текст - это «ризома» из концептов, молитвенных «шифров трансценденции», художественных метафор, научных понятий и категорий. И именно это композиционное единство концептов, трансцендентных «рунических шифров», художественных метафор, научных понятий и категорий придает философскому тексту очарование и уникальность. И всякий раз, массив философского текста при рассмотрении той или иной проблемы поворачивается определенной стороной: то он собственно философствует, то молитвенно проповедует, то художественно выражает, то научно доказывает. Философский текст пульсирует-летает: то взлетает в высоты откровения; то поэтически пролетает над поверхностью культурного Ландшафта; то опускается на его поверхность, копается в гомусно-гумусных нечистотах его бытия, пролезает в его пещеры.

2. ФИЛОСОФСКИЕ МЕТАФОРЫ

Язык философии как язык синтетический метафоричен. Но, кроме этого, философия еще владеет и понятийным мышлением. В результате слияния художественного мышления посредством метафор и рационального мышления посредством понятий и категорий формируется язык философии.

Крайнюю позицию здесь занял Хосе Ортега-и-Гассет: «Когда тот или иной автор упрекает философию за использование метафор, он попросту признается, что не понимает и философию и метафору» (Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М. 1991. С.203)

Здесь надо отметить фактически первую работу о роли метафоры в философии И. В. Полозовой (г. Тольятти) «Метафора как средство философского познания» (1999). Автор этой небольшой работы считает, что «…метафора – это форма, имманентная самой сути философии как особой формы человеческой культуры, пытающейся постичь мир во всей его целостности и единстве. Именно благодаря метафоре, абсолютизирующей родство всех вещей и игнорирующей их различия, в философии возможно выйти к глубинному тождеству всех вещей» (Полозова И.В. Метафора как средство философского познания. Самара. 1999. С.96). Но автор лишен односторонности, правильно подчеркивая: «Метафора представляет собой лишь один полюс философии. Кроме метафоры, в философии существует также и понятие. В каждой из философских систем удельный вес понятий и метафор различен, это зависит от того, к какому из полюсов тяготеет философ. Но метафора в философии неустранима. Она живет и будет жить в философских текстах, покуда существует философия. Без метафоры невозможно живое, целостное постижение бытия человеком. Нет метафоры – нет и философии как духовной сферы, где Человек стоит перед Миром, где Человек открыт Бытию» (Полозова И.В. Метафора как средство философского познания. Самара. 1999. С.51). Последние строки цитаты свидетельствуют все же о том, что автор тяготеет к точке зрения, что метафора занимает первенствующее значение в философии, что приводит к тому, что автор далее подменяет ведущие аналогии в философии типа: «Мир есть Разум», Мир есть Чувство», «Мир есть Воля» под понятие метафоры. Хотя, как было сказано, метафора – это художественно выраженная аналогия, аналогия же – это рациональная форма метафоры. Более всего под центральный инструмент философствования подходит понятие не «метафора» или «аналогия», а «концепт» как синтез рационального и иррационального, понятийного и художественного мышления. О чем верно утверждали Ж. Делез и Ф. Гваттари.

В философии большую роль играет рациональные формы мышления, хотя как подчеркивает В. С. Степин, «…первичными формами бытия философских категорий как рационализации универсалий культуры выступают не столько понятия, сколько смыслообразы, метафоры и аналогии» (Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000. С.279). Степин так же согласен, что в философии одновременно присутствуют как символические и метафорические способы мышления, так и понятийно-категориальные. Отсюда, по его мнению, «.. неустраняемая неопределенность в использовании философской терминологии, включенность в ткань философского рассуждения образов, метафор и аналогий, посредством которых высвечиваются категориальные структуры, пронизывающие все многообразие культурных форм» (Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000. С.280)

3. КОНЦЕПТ КАК CONCETTI

Изобретателем «кончетти» (concetti) был итальянский поэт Джамбатиста Марино (1569-1625).

2. КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СЕЛЬВА МЫСЛЕ-ОБРАЗОВ

Концепт обладает образной поэтичностью. Философский концепт оперирует предметностями, создавая псевдообразы реальности. На базе этого он инициирует изменение ментальности и образа действия в культуре.

Как ясно из вышеизложенного ландшафтное мышление – это пространственное мышление, т.е. мышление в режиме мысле-образа. Мысле - образ выражается не словами, не текстом, а картами и их легендами, где текст служит вспомогательным средством. Само сознание человека организовано не словами или текстами, а «ментальными картами». Понятие «ментальная карта» возникло в рамках когнитивной психологии, увлечение этим термином за рубежом с 60-х годов вообще приобрело характер терминологической «эпидемии». Интересно в этом отношении отметить мало упоминаемого в современной отечественной мысли , но довольно популярного во французской философии последней трети XX века – философа- «бунтаря» Ж.О. Ламетри (1709 -1751) – скандально известного творца «Человека-машины» (1747). Он утверждал о наличии интеллектуального восприятия, ибо, по его мнению, знание открывается при помощи «…тщательного исследования ощущений», он правильно писал: «..когда я вижу четырехугольник, я не замечаю в нем с первого взгляда ничего, чего бы не видели даже животные, между тем как геометр, затрачивающий весь ум на открытие свойств этой фигуры, получает из впечатления, которое этот четырехугольник вызывает в его чувствах, бесконечное количество интеллектуальных восприятий, которые ускользают всегда от тех, кто, ограничиваясь ощущением предмета, не видит дальше, чем видят его глаза» (Ламетри Ж.О. Сочинения. 2 изд. М. 1983. С.118). видно, что тут даны наметки феноменологии. Более явственно видны они в его концепции «мозгового экрана». Вот что он писал: «…все у нас воображение и все составные части души могут быть сведены к одному только образующему их воображению; таким образом, суждение, размышление и память представляют собой вовсе не абсолютные части души, но настоящие модификации своеобразного «мозгового экрана», на котором, как от волшебного фонаря, отражаются запечатлевшиеся в глазу предметы» (Ламетри Ж.О. Сочинения. 2 изд. М. 1983. С.193). Здесь видна ориентация Ж. О. Ламетри к «объемному» типу понимания ментальности, стремление перевести мышление в режим «мысле-образов».

Режим мысле-образа предполагает использование поэтико- метафорического языка, языка «воображения», языка картин и панорам. Он не может применять язык М. Хайдеггера, который претендовал на философа Ландшафта, ибо стилистика его языка находится в вопиющем противоречии с режимом мышления ландшафтно мыслящего философа. Философ Ландшафта, действуя в рамках геолого-географической парадигмы не видит никакого смысла в употреблении языковых систем, которые не создают понятной четкости и образной наглядности. Философ Ландшафта всегда, следуя И.В. Гете и А. Гумбольдту, употребляет язык понятных и простых жизнеописаний, следуя в этом самой природе, которая не любит искусственности и уродливости во всем.

1. Стоическое «постижение». Явление культуры не может быть понято только на основе научной методологии, для этого требуется восприятие явления всей целокупностью познавательных способностей. Это было понято еще стоиками. Случайность истории не дает нам в должной мере оценить творчество ведущих античных философов времени – древних стоиков, хотя объем их произведений по всем областям философии и иных знаний был необъятен. Если кого и считать за основную фигуру древней европейской философии, то это не Платон или Аристотель, а стоик Хрисипп. Так это и понималось древними. Но традиция имеет специфику двигаться извилистыми путями, а потому волей судьбы и цепи случайностей мы имеем в качестве «главных философов» Платона и Аристотеля. Тем не менее, хотя тексты древних стоиков до нас не дошли, стоицизм через свое мощное влияние на все сферы нашел выражение в других памятниках эллинистической культуры, ставших фундаментом новоевропейской. Через такой механизм неявной традиции он стал не только традицией, а прямо-таки бессознательным архетипом всей европейской культуры. И вся современная философия XX века большей частью – всего лишь реконструкция учения стоицизма, данная в различных вариантах. Основы современной логики и философии языка, основы феноменологии и её теории феноменологической редукции и интенциональности, основы психоанализа (у стоиков половая способность включалась в познавательные способности души), основы экзистенциализма – все это было разработано стоиками. К примеру, философия Хайдеггера – это развитая в подробностях и, к сожалению, изложенная тяжелым языком философия Марка Аврелия, в которой также как и в философии М. Хайдеггера ярко выражена темпоральность человеческого присутствия в мире. Как правильно подчеркивает А.Столяров: «..стоическая гносеология представляет собой едва ли не первую (и еще очень несовершенную) попытку обойтись без «идей» как посредствующего звена, при помощи некоторой интуиции «схватить» чувственную реальность «как она дана» в своей изменчивости и текучести» (Столяров А.А. Стоя и стоицизм М.,1995. С.68).

«Каталептическое» («постигающее») представление - основной «конёк» эпистемологии стоицизма, получивший, как свидетельствуют источники, популярность в среде афинской интеллигенции. Сутью этого «постигающего» представления является стремление соединить разделенные непроходимой стеной со времен Парменида и Платона эйдетический мир «истины» и чувственный мир «мнений». Стоики пошли по пути Аристотеля, который стремился также объединить два этих мира, используя понятия «формы» и «материи» на основе энергетической концепции. Но они более эффективно разрешили эту проблему, максимально приблизив два этих мира. Как подчеркивал А.Лосев: «Если Аристотель отличается от Платона тем, что он приковал самостоятельные эйдосы, эти идеальные формы вещей, к самим вещам, то стоики отличаются от Аристотеля тем, что они еще дальше пошли в приближении идей к вещам, а именно тем, что они окончательно растворили идеальность в самих вещах и ее собственную структурность стали понимать по аналогии с напряженностью физических качеств, принципиально отождествляя и смешивая то и другое» (Лосев А.Ф. История ант с.175)

Постигающее представление – это разумно-оформленное представление. Представление, которое максимально ясно и понятно человеческому уму, в котором ум внутренне убежден, что оно истинно. По свидетельству Секста Эмпирика стоики утверждали «…что существует три [начала], объединенные одно с другим: наука, мнение и расположенное на границе между ними постижение. Из них наука – это непогрешимое, устойчивое, непреложное постижение при помощи разума; мнение – это бессильное и ложное одобрение; постижение же – посреди этого, будучи одобрением со стороны постигающего представления» (Секст Эмпирик Соч. т.1 с.91)

Стоики, по свилетельству Секста Эмпирика, утверждали, что наука существует лишь для мудрых, мнение – для глупых, а вот «постижение» общее для всех. Тем более, что стоики утверждали, что полное знание недостижимо, хотя и нельзя сказать, что мы ничего не знаем. Мы можем «схватить» нечто похожее на истину, которая есть, нечто среднее между знанием и мнением. Зенон давал такое понимание «каталептического» представления или постижения. Он показывал ладонь с растопыренными пальцами, говоря – это впечатление; далее он слегка сгибал пальцы ладони, говоря, что это согласие; наконец он сжимал ладонь в кулак – и говорил – это постижение (схватывание).

2. Эстетическое познание. Мир культуры, да и окружающей природы познается не только на базе каких-то логических форм и установленных закономерностей. Этот мир переживается человеком, осваивается им эмоционально. Как писал еще И.Тэн: «Разум не только не присущ человеку от природы, не только не составляет всеобщего явления в человечестве, но, надо также признать, его влияние на поведение человека и человечества весьма ничтожно.. Истинные хозяева человека – его психический склад, телесные потребности, животный инстинкт, наследственный предрассудок, воображение, преобладающая страсть в в целом, а в частности – личный интерес семьи, касты, партии» ( Тэн И. Происхождение современной Франции. Т.1, с.335)

Апологией эстетического познания мира особо известны романтики.

3. Феноменологическое познание. Наиболее эффективным выражением целостного познания является феноменология. Основателем феноменологической философии считается Э. Гуссерль, хотя в принципе, первыми феноменологами можно считать стоиков. Многие, утверждают, что стоики были «сенсуалистами» и «онтологистами». Но это мнение неверно. Если до будущих поколений дойдет фрагмент начала первой книги «Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии» Гуссерля, которая начинается фразой: «Естественное познание начинается с опыта и остается в опыте» (Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999. С.25), - то у них также возникнет мнение о Гуссерле как «радикальном эмпирике». На самом деле, стоическая философия может быть понята и реконструирована на базе именно феноменологии.

Но режим мысле-образа еще имеет и временное измерение. А. Бергсон

Философия Ландшафта – это философствование в режимах воображения и «мысле-образов». Потому она не наука и не искусство, она просто Философия, которая является философией по существу и мыслит в тех формах, которые не присущи ни науке, ни искусству, а присущи именно философии.

3. РИЗОМА КОНЦЕПТОВ

ГЛАВА 2 АРХИТЕКТОНИКА ФИЛОСОФСКОГО РОМАНА

§1 ФИЛОСОФСКИЙ ОПЫТ

1. ОПЫТ МУДРОСТИ.

Основой для формирования философской мысли является философский опыт. Многие отказывают философии в возможности опыта, считая, что она является наукой абстрактной, и не должна противопоставлять себя науке, которая, как считается, обладает монополией на опыт. Но это неверно. Философия также опытная наука. Философский опыт – это опыт жизни, опыт наблюдения над достижениями современной культуры и её проблемами, опыт над развитием идеологии, науки и искусства, опыт над культурно-социальными проблемами прошлого, настоящего и будущего. Философский опыт не противопоставлен научному или художественному опыту, это просто другой опыт, в который достижения научного и художественного опыта входят в качестве важных и необходимых компонентов.

2. ПРЕДМЕТЫ ФИЛОСОФСКОГО ОПЫТА

Предметом философского опыта являются тела, события и проблемы.

Интересно определение философии Т. Гоббсом, который считал, что предметом философии является «всякое тело», которое постигается мышлением посредством сравнения с другими телами. Именно такое понятие близко ландшафтному философу, который мыслит телами, мыслит предметностями.

Мир организован из событий-интенсивностей и все организуется вокруг сингулярных событий и периферийных флуктуаций. События, фиксируемые человеческим сознанием, группируются в причинно-следственные ряды фактов, сообразно тем или иным интенциям когнитивных априорных структур сознания. Сами интенции человеческого сознания сформированы на базе тех или иных систем деятельностных практик- габитусов, потому имеют прагматический смысл. Философия Ландшафта в своем стремлении освободится от многообразия априорных структур сознания, прийти к изначальному смыслу, ставит посредством аппарата трансцендентальной редукции, посредством сомнения, к изначальной целостности событийных многообразий, а потому имеет предметом не факты, которые сформированы на базе вычленения из многообразия событий тех или иных свойств событий. Факты фиксируют лишь идеальные объекты, философ же тоскует по реальности, он фиксирует события

Событие – это не факт, не предельное обобщение существенных признаков явлений мира и не предельное понятие; событие – это нечто значительное, важное и интересное для человечества в бытии «Макрокосмоса» Вселенной и «Микрокосмоса» Культуры. Философия Ландшафта, как наиболее адекватная для философии форма философствования – это публицистика, рассказывающая о Мире, о его событиях - проблемах.

Выявляются же эти события в процессе виртуально-реального путешествия мысли философа по ландшафтным многообразиям мира, ибо философ Ландшафта - это странник. События выстраиваются не по принципам логики, а по принципам тропологики, – т.е. по логистике маршрутов этого путешествия.

Философия – это комментарий к событиям и проблемам, возникающим в процесса культурного творчества человечества.

2. ЯЗЫК ФИЛОСОФИИ

Философ Ландшафта, субъект – перипатетик не приемлет такого рода языка, следуя первому «позитивисту» - Аристотелю, который писал: «Достоинство речи – быть ясной и не быть низкой» (Поэтика. 1458 а15-20 и дальше до 1458в). Философ Ландшафта во многих своих существенных чертах возрождает античный стиль философствования.

Надеюсь, что в возрождающейся русской традиции философствования будет выработан единственно адекватный сути философствования язык ландшафтного философствования, способный выразить реальную драматургию «конфигураций» человеческой души и мысли, «ландшафтную складчатость» ткани культуры.

Для философа Ландшафта мало значительна форма, ему важно содержание, и любые методы приемлемы для наиболее адекватного передачи смысла. И для этого более приемлем обыденный язык, который более приспособлен для отсылания к реальности, не зутаманивая себя формой.

Суть философии состоит в прояснении людям экзистенциальной ситуации, мировоззренческих основ культуры прошлого и современности, путей движения культуры далее. Потому она не должна употреблять строгий язык науки и «эзопов» язык больного воображения, а простой человеческий язык, даже может быть не простой человеческий язык, а язык, который еще более прозрачен и прост, чем человеческий язык в обыденности, который также многосмысленен. Потому чем проще язык философствования, тем более успешно достигаются смыслы и задачи философствования.

Существует множество верных высказываний, которые не подчинены законам логики. Игнорирование естественного языка приносит огромный ущерб и науке, и философии. А потенциал естественного языка огромен, со способностью передавать смыслы и значения не может соревноваться ни один из искусственных языков, только с помощью естественного языка можно передать наиболее полноценно реальность. Это обусловлено тем, что естественный язык сложился в процессе тысячелетней практики и многообразной практики реальной жизни. Потому совершенствовать естественный язык надо не путем изобретения искусственного языка, а путем органичного изменения существующего естественного. Мода на искусственные языки, которая привела, в частности, к перестройке математического языка в математике в XX веке, приносит огромный ущерб самой этой математике, лишает его «креативной» образности.

Диалог является одним из самых распространенных стилей философствования. В принципе форма диалога являлась самой распространенной формой построения любого текста. Только постепенно она начинает уходить сначала из сферы научной деятельности, а затем и из сферы философии. За этой формой остается только сфера художественного творчества.

Уже Аристотель отошел от полемической формы диалога, но каждый мыслитель со своей концепцией занял свое место, стал элементом исходной драматургии его мысли. Сама история философии до него – это тоже драма поиска, но все, в конечном счете, получают органическую «пригнанность» в его философствовании.

1. РАССКАЗ

Рассказ – это обозрение мира космоса и культуры во времени. Философский рассказ упорядочивает значимые события во времени.

2. КАРТИНА

Картина же - это изложение событий, рассмотренных во взаимосвязи в пространстве.

3. ФИЛОСОФСКИЙ МИФ - СКЛАД СОБЫТИЙ

По Аристотелю миф – это склад событий

По Рикёру повествование – это способ жить в мире, логика повествования отлична от логики дискурсивного познания., такое познание связано с временем.

2. ТЕОРИЯ ЭКЛЕКТИЗМА

Для философии совершенно не важна систематичность. Неплохо, когда она изложена в систематичном виде, но если её задача критики культуры достигается иным путем, то мало что меняется. Иногда одна лишь статья, посвященная какой-то частной теме переворачивает все мировоззрение.

Рассмотрение множества мнений философов по тому или иному вопросу обусловлено еще тем, что, располагая в определенном порядке высказывания тех или иных философов, можно достичь «симфонического» единства следования логике исследования, ибо каждый из философов со своей спецификой мировоззренческих установок, расположенный в определенном месте текста, на определенном отрезке размышления, позволяет «нарисовать» целостную картину понимания какой-либо проблемы, создать целостную картину понимания мира и феномена присутствия (Dasein) человека в нем.

Суть философии вообще не состоит в строгой доказательности на базе формальной или «мистической» логики, а состоит в живой «размеченности» смысла и свободной «прозрачной» топологии философствования.

Уместно, на мой взгляд, отметить, что употребление такого «дикого» языка еще обусловлено тем, что логика движения к позитивному знанию, провозглашенная А. Сен- Симоном и О. Контом, действительно существует. Философия теряет свои позиции в ментальности современного общества. Чувствуя это и не видя новой формы философии в виде традициологии, они стараются оправдать свое предназначение и свой «паек», а потому стараются изобрести что-то «новенькое и сладенькое», показывая, что они что-то «открывают» и вообще что-то «делают». Но это «новенькое и сладенькое» представляет из себя довольно уродливое и вредное для ума построение, вращающееся вокруг одной довольно банальной мысли типа – «сознание первично, а бытие вторично», «все есть ложь, а истина лишь известна Богу», «мир идет к концу» и «человек погряз во зле» - мыслям всем уже известным. А потому эту банальную мысль и уродливость скрывают за «дымовой завесой» «заумного» языка, за многословием броских фраз, на которые может купиться только подросток недалекого ума. К слову сказать, это многословие ещё обусловлено тем, что гонорар идет именно от этого количества слов и строчек, что для них крайне важно.

Но рассмотрение множества мнений философов по тому или иному вопросу более обусловлено еще и тем, что, располагая в определенном порядке мысли тех или иных философов, я стремлюсь достичь «симфонического» единства следования логике исследования, ибо каждый из мыслителей со своей спецификой мировоззренческих установок, расположенный на определенном отрезке размышления, позволяет «нарисовать» целостную картину понимания какой-либо проблемы, создать целостную картину понимания мира и феномена присутствия (Dasein) человека в нем. Многих может удивить, что берутся мысли философов совершенно разных направлений. Может создаться представление у поверхностно мыслящих философов, что тут присутствует какая-то непоследовательность и «эклектичность». Хочу заметить, что я считаю позицию античных эклектиков мудрой и глубокой. Как известно, основатель эклектизма Филон из Лариссы считал, что все философы говорят об одном и том же, но используют разный язык и разные полюсы «высвечивания» Истины. И именно «схватывая» Истину с этих различных точек зрения можно выявить её во всей своей красоте и многообразии. Как известно, понятие «эклектизм» происходит от греческого ek-legein, что значит – разобрать и соединить снова, произвести «деконструкцию». По моему мнению - это как нельзя более достойная позиция современного серьезного исследователя.

Далее, всякий мыслитель современности, по моему мнению, должен быть собеседником «другого», вести диалог с «другим» миром, его философствование должно быть открыто для «другого». Это еще связано и с тем, что я являюсь сторонником новых систем рациональности, построенных на известных принципах «констелляций» Т. Адорно и «ризомы» Ж. Делёза и Ф. Гваттари. Хотя, если быть точным, то эти принципы имеют основой «принцип дополнительности» Н. Бора - принципа, на котором построено все здание современной физики. А так как даже здание современной физики строится на принципах «эквивалентных описаний» и «альтернативных онтологий», то требовать от современных философов «древовидных» систем изложения, идущих от одного «начала», построенных на пример евклидовых «Начал», смешно. Тем более, что история философии дает нам образец такого «курьеза» на примере Спинозы, более «слабая» попытка такого типа построения у Гегеля тоже ни у кого не вызывает восторга. Ибо суть философии не состоит в строгой доказательности на базе формальной или «мистической» логики, а состоит в живой «размеченности» смысла и свободной «прозрачной» топологии философствования.

В этом причина популярности диалогической и поэтической формы, ибо философские концепты антиномичны, значения концептов метафоричны и полисемантичны. Потому расположение в симфоническом единстве различных философских мнений, объединенных единой драматургией и сюжетом - это синтетическая форма философствования, которая более совершенна, чем диалогическая и поэтическая, и наиболее соответствует современной культуре, в которой рационалистичность удивительным образом сочетается с её полифоничностью, является «спектаклем», о чем писал в свое время Ги-Эрнст Дебор - автор известной книги «Общество спектакля» (1968).

Многие понимают вышеуказанные принципы живого философствования своеобразно. Вместо сухой формалистики они отдают себя «буйству» иррациональной игры словами, свободной игре философствования, наводя «мистический» туман на суть рассматриваемых философией проблем, окончательно все запутывая, нагромождая груды словесной эквилибристики.

Возникает странный парадокс - философия призвана прояснить людям смыслы существования, именно в этом суть этой сферы ментальной деятельности. Но путем словесной «эквилибристики» самоуслаждения философов, при употреблении разных форм «эзопового» языка она достигает прямо противоположного результата - смысл еще более затемняется, люди отворачиваются от такого рода «философии» и делают это совершенно правильно.

Философская мысль нонкогнитивна, она избегает когнитивной ошибки, которая состоит в редукции феноменов духа и мира к эпистемологическим формам, она содержит ценностные аспекты духовной жизни и некогерентные многообразия бытия. Философская мысль учит не только мыслить, она учит жить и быть. Нонкогнитивная философская мысль потому алогична и эклектична.

ВСТАВКА: Теперь в начале XXI века он приобретает перипатетическое измерение, и точка отсчета этих многомерных координат идет от того места Ландшафта, в котором находится мыслитель – путешественник в данный момент в этом объемном пространстве, т.е. от той точки зрения, которая формирует его «ментальную карту» и «горизонт понимания». Но это место его есть лишь временная стоянка, ибо место точки зрения постоянно меняется из-за того, что субъект путешествует, имеет определенную траекторию, скорость, ускорение и динамику движения своей мысли по Ландшафту. При изменении же местоположения субъекта-перипатетика меняется дистанция между изучаемым объектом и перспектива его рассмотрения, что меняет его понимание; меняется также способ его рассмотрения, меняется ментальная карта самого субъекта-перипатетика. Субъект-перипатетик потому эклектик. Современная философия Ландшафта является неоэклектизмом, подытоживающем опыт всей европейской и азиатской мысли прошлого.

Эклектизм понимается всегда в негативном смысле, как непоследовательность, но эклектизм – это высшая форма последовательности, ибо она следует не по прямым рокадным дорогам логицизма, а по извилистым тропам реальности. Эклектизм был высшей точкой развития древней философии, сам термин происходит от греческого ek-legein, что значит – разобрать и соединить снова. И исходно оно понималось как учение синтезирующее все известное античности многообразие человеческой мысли. В эклектизме был подытожен весь опыт античного философствования.

Я считаю позицию античных эклектиков мудрой и крайне глубокой. Как известно, основатель эклектизма Филон из Лариссы считал, что все философы говорят об одном и том же, только используют разный язык и разные полюсы «высвечивания» Истины. И именно «схватывая» Истину с этих различных точек зрения можно выявить её во всей своей красоте и многообразии. Вообще, как известно понятие «эклектизм» происходит от греческого ek-legein, что значит – разобрать и соединить снова, произвести «деконструкцию». По моему мнению - это как нельзя более достойная позиция современного серьезного исследователя. Далее, всякий мыслитель современности, по моему мнению, должен быть собеседником «другого», вести диалог с «другим» миром, его философствование должно быть открыто для «другого». Это еще связано и с тем, что я являюсь сторонником новых систем рациональности, построенных на известных принципах «констелляций» Т. Адорно и «ризомы» Ж. Делёза и Ф. Гваттари. Эти принципы являются основой парадигм многополюсного рассмотрения исследуемого предмета. Хотя, если быть более последовательным, то эти принципы имеют основой «принцип дополнительности» Н. Бора - принципа, на котором построено все здание современной физики. А так как даже здание современной физики строится на принципах «эквивалентных описаний» и «альтернативных онтологий», то требовать от современных философов «древовидных» систем изложения, идущих от одного «начала», построенных на пример евклидовых «Начал», смешно. Тем более, что история философии дает нам образец такого «курьеза» на примере Спинозы, более «слабая» попытка такого типа построения у Гегеля тоже ни у кого не вызывает восторга. И если брать примеры из философии Нового времени, то тут ближе всего «антиномичность» мышления Канта.

Расположение в симфоническом единстве различных философских мнений, объединенных единой драматургией и сюжетом - это синтетическая форма философствования, которая более совершенна, чем диалогическая и поэтическая, и наиболее соответствует современной культуре, в которой рационалистичность удивительным образом сочетается с её полифоничностью, является «спектаклем», о чем писал в свое время Ги-Эрнст Дебор - автор известной книги «Общество спектакля» (1968).

ФРАКТАЛЫ МЫСЛИ

Известна теория «фракталов» Бенуа Мандельброта, который в своей работе «The fractal geometry of nature» (Сан-Франциско,1977) предложил новую неевклидову геометрию, отказавшись от подразумеваемой в евклидовой геометрии «гладкости» поверхностей. Он создал геометрию негладких, шероховатых, изъеденных ходами и отверстиями поверхностей. К слову сказать, У. Хогарт (1697-1764), когда стремился найти образ совершенства, то одним из них была не прямая линия или плоская поверхность, - одним из этих образов совершенства была S- образная линия, которую он считал «линией красоты».

РИЗОМЫ МЫСЛИ

ЛЕКТОН И СИМУЛЯКР

Симулякры постмодернистской иронии – игра различий и повторений

Фрактальные поверхности скольжения мысли

БАРОККО РАЗБИТОГО СОЗНАНИЯ

Субъект-перипатетик – это шизофреник, он живет в барочных, неправильных системах, его сознание все время изгибается, варьируется и раскалывается, но сохраняя при этом человечность князя Мышкина, ощущение несправедливости мира «по-максимуму». Философия Ландшафта – это необарочная философия, что роднит её с барочной философией разнообразий, изгибов и гармоний Лейбница.

Разбитый и разломанный субъект-шизофреник всегда мучим вопросом: Куда идти, куда идти?

3. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЫ ФИЛОСОФСКОГО ОПЫТА

Человек отличается во многом от животных «разумом», но, прежде чем утверждать это, надо выяснить, что такое «разум». Наиболее существенной же чертой разума является не познание, а, как не странно это звучит от многих, умение создавать «химеры», т.е. обладание продуктивной способностью воображения. Человек создает разные концептуальные искусственные схемы, которые имеют крайне отдаленную схожесть с реальностью. Как бы сказал м. Хайдеггер, он выдвигается в «ничто». Вот эта способность и есть собственно человеческая способность. Человек «конструирует» и «изобретает» - он «философствует». Центральный вопрос кантовой критики: «Как возможны априорные синтетические суждения?» – это есть скрытая форма центрального вопроса антропологии: «Как возможен человек?» и одновременно центрального вопроса философии: «Как возможна метафизика?».

Важный момент философского романа – это критика и достижение ясности. Главные функции философского романа – это прояснение прошлого, критический диагноз настоящего и прогноз будущего культуры. Критика и прояснение культурно-социальной ситуации не приемлет вычурного языка и словесной эквилибристики, она приемлет ясный и прозрачный язык. Философский роман – это «левый миф», который, если следовать Р. Барту, не приемлет строя мистико-запутанного строя языка «правого мифа». Потому он построен по поэтике реалистического романа. Хотя структуралисты считают, что реалистический роман построен на таких же обманчивых системах, как и другие формы романа, я позволю себе не согласится с этим мнением. Собственно говоря, семиотико - структуралистская теория литературы в наше время потерпела полное фиаско.

Культурология – это разговор о сути человеческой культуры и человека, об их несуразицах, проблемах и смыслах, а потому и её органично присущ обычный разговорный язык, в который синергично включены и религиозные символы, и научные термины, и художественные метафоры. А так как, культурология – это философская наука, то в ней присутствуют и формы философского концептуального языка.

Философия это «размытое» образование, которое надстроено над всеми мировоззренческими формами: религией, наукой, искусством, над ментальными формами, которые проявлены в социальной (право, мораль) и хозяйственной (техника) сферах. Философия – это виртуальный «Град», блуждающий между «Градом небесным» и «Градом земным». Её предмет максимально широк по своему объему рассматриваемых явлений. В истории наблюдаются разные типы философии, которые в то или иное время отдают предпочтение либо рефлексии над мифологией, либо над религией, либо над наукой, либо над искусством, либо над социальными или хозяйственными сферами человеческой культуры. Сами философы никогда не были чистыми философами, – они были религиозными проповедниками, учеными, художниками, правоведами и политиками, поднимаясь в своих размышлениях на уровень философских обобщений. До уровня комплексной рефлексии над всей культурой философия поднималась крайне редко.

§3 ВИРТУАЛЬНЫЕ МИРЫ ФИЛОСОФИИ

1.ВИРТУАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ

2.ВИРТУАЛЬНЫЕ МИРЫ КОСМОСА

3. СОЦИАЛЬНЫЕ УТОПИИ

3 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ РОМАН

Философское знание – это не научное знание, а скорее, как писал Т. Манн о современной ему немецкой философии это « «интеллектуальный роман» о судьбе человека и человеческой истории» Философский интеллектуальный роман - это «отчет» о своих путешествиях по Ландшафту – его космически-природных и культурных сферах. Философский роман – это «пейзаж» Ландшафта.

При этом он пользуется не только фигурами мысли: идеями, понятиями и художественными метафорами, – он пользуется иронически-острыми «осколками» - фрагментами - формой мысли, умеющей подмечать, выделять и «взрезать» интересные, значительные и актуальные события, – т.е. он пользуется философскими концептами, которые отличны от идей, понятий и художественных метафор. Философский роман строится не на поэтике художественной формы, а на поэтике нагромождений архипелагов философских концептов.

§3 ТЕЛЛУРИЗМ ФИЛОСОФИИ ЛАНДШАФТА

1. ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ГЕОЛОГИЯ:ФИЛОСОФСТВОВАТЬ МОЛОТОМ

Над созданием «трансцендентальной геологии» размышлял М. Мерло-Понти.

«Философствовать молотом» – эту метафору применил один из ландшафтно мыслящих философов - Ф. Ницше в своей работе «Сумерки идолов, или как философствуют молотом» (1888). Но, как и во всех своих работах, он, ввиду своего больного сознания, не смог четко развить эту метафору. Это свойство всех его мыслей, но, тем не менее его броские метафоры и афоризмы, служат часто хорошим «возбудителем» и подсобным материалом для нормального философствования. В этом его непреходящая роль в современной философии. Хотя схожую метафору применил сократик Диоген, который рассматривал свое киническое философствование как «перечеканку монет».

Для Философа Ландшафта «философствовать молотом» – это означает «взрывать» тексты, находя скрытые смыслы; «философствовать молотом» - значит стать «геофилософом» - географом бытия и геологом культуры; философствовать молотом» – т.е. заботиться об обустройстве бытии и своего присутствия в нем..

У М. Фуко философ – это «археолог» культуры или её «архивист», но философ Ландшафта более радикален – он «деконструктивист». Он философствует «молотом» критической мысли и острым «кайлом» философского концепта. Он понимает слова ницшеанского «Заратустры», который утверждал, что только с «помощью гор должен учиться строить познающий» и что «дух двигает горами» (Ницше Ф. Сочинения Т.2. С.74). Он не только делает «картографирование» культурного Ландшафта, но еще и врезается в пласты культуры с острым философским концептом - «кайлом» и сотрясает человеческую культуру критической мыслью - «молотом», высекая «искры духа». Это мыслитель, который с опытом человека начала III тысячелетия и «детской наивностью» Лао-цзы (буквально – «Старого ребенка») и Сократа проникает в пласты её текстов; вникает в пласты социальных систем и их изломов; изучает тропы мироэкономических образований, типы производств и товаров, - в общем, он выявляет разломы тектонических плит культуры, её пликативные и дизъюнктивные дислокации складок, типологии фаций в ментальности, обществе и хозяйстве. Он как «Критически мыслящая личность» П. Лаврова - выясняет: что произошло, почему не все ладно в человеческой культуре, отчего человек в ней несчастен, что нужно сделать для ее «sustainаble development».

1. ГЕОЛОГОРАЗВЕДКА ТЕКСТОВ

1. ТЕКСТОРАЗВЕДКА

Современный философ – это «геологоразведчик» текстов. Наша современная культура - это «галактика Гутенберга» (В.И. Вернадский). Потому естественно появление концепции Деррида, утверждающей о первенстве письма перед речью. Действительно, для первобытного человека были важны не только звуковая речь, а и символы- иконы («руны»), обозначающие те или иные «значимые значения» их жизни. Современный философ буквально «завален» текстовыми массивами современной культуры и текстовыми фациями текстов прежних культур. Он становится в большей степени не «геологом» культуры вообще, а во времена информационной цивилизации именно «геологом» символических конструкций-текстов, сопровождающих все культурные процессы. Текст как цельность обладает «геоморфологической» пространственной структурой – в нем есть горы, разрывы, трещины и разрезающие текст каньоны; в нем есть вершины откровений, эмоциональные взлеты и поднятия мысли. А потому, встает задача путем «геологоразведки» этих текстов понять «текстуру» самой жизни настоящего и прошлого. Для этого необходима методология «деконструкции» текстов. И эта «деконструкция» должна идти по нескольким направлениям. «Бурения» текстового массива должны идти по трем путям: а) по пути выяснения психологии самого создателя текстов; в) по пути выяснения традиций, в ауре которых творился текст; с) по пути выяснения того, как текст реально функционировал в современной культуре, и как он проецировался на последующую культурную историю. Ландшафт текста крайне многообразен, он часто не имеет общего сюжета и композиции, да и если они присутствуют, то этот единый сюжет и композиция текста, как правило, лишь поверхностная видимость. При кардинальной «деконструкции» текста выявляются скрытые «разломы» текстового массива и некоторые аттракторы, организующие текстовой массив, которые часто при трансляции в культурной истории этого текста буквально взрываются как «вулканы», вскрывая невидимые для самого автора текстов новые смыслы и новую конфигурацию значений текста. При снятии первоначального «покрова» текстового массива мы находим множество различных напластований, часто при этом выясняется, что фундаментом по внешности единого текстового ландшафта являются совершенно разнородные «породы – традиции», и именно это раскрывает наиболее адекватно реальную жизнь культуры, в которой этот текст творился; - а сама же внешняя форма и содержание текстов оказываются при этом, как не удивительно, менее значительными для выяснения «ауры» культуры, в которой он творился. Именно развернутая «геологоразведка» многих давно уже известных текстов – это одна из первоочередных задач Философов XXI века – этих «геологов» культурного Ландшафта.

2. ДЕКОНСТРУКЦИЯ ТЕКСТА

3. ГЕРМЕНЕВТИКА

2. ГЕОГРАФИЯ БЫТИЯ И ГЕОЛОГИЯ ИСТОРИИ

Философ – «геолого-географ» всегда должен уметь читать не только философский текст, но читать и «Книгу Мира», выявляя смыслы и значения текстов этой «Книги Мира», следуя в этом посылу «отца» новоевропейской философии – Р. Декарту. Вообще, как правильно подчеркивал французский «Сократ» - Ж.Ж. Руссо: «Злоупотребление чтением убивает науку. Человеку представляется, что он усвоил все им прочитанное, и он уже не считает нужным что-либо изучать. Чрезмерное пристрастие к чтению создает лишь самонадеянных невежд» (Руссо Ж.-ж. Избранные произведения в 3-х томах. Т.1. с.672).

Философ – это «географ» природного и культурного Ландшафта и «геолог» истории «земной» жизни человечества. Философ – это исследователь Ландшафта, его естественных и культурных составляющих. Но исследование естественного Ландшафта для него вторично, он дает лишь мировоззренческую картину этого естественного Ландшафта, используя достижения современной ей науки. Философ всегда антропологически ориентирован даже в сфере исследований естественного Ландшафта.

1 СКЛАДКИ ДУШИ

Перед этим философ Ландшафта гуляет по складкам своей души.

2. ЭКСПЕДИЦИИ ПО МИРУ ПРИРОДЫ: ПЕЩЕРЫ БЫТИЯ

Философ Ландшафта – это путешественник, принципиальный онтологист; он «романтик – реалист», оперирующий «мысле-образами» Ландшафтных Стихий, пропахший дымом гераклитового «Огня-Логоса», с лицом, обветренным стоическим «Воздухом- Пневмой». Он не знает разделения на субъект и объект, ибо, как писал Ж. Делёз: «Понятия субъекта и объекта не позволяют подойти вплотную к существу мысли. Мысль – это не нить, натянутая между субъектом и объектом, и не вращение первого вокруг второго. Мысль осуществляется скорее через соотношение территории и земли» (11, с.110). Он знает «тайну» философии, знает, что в её «…начале была шизофрения: досократическая философия, абсолютная глубина, вскрытая в телах и в мысли» (9, с.160).

3. СТРАНСТВИЯ ПО МИРУ ИСТОРИИ: РАЗЛОМЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

2. ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО «ЗЕЛЕНАЯ» ФИЛОСОФИЯ

Философия Ландшафта – это «зеленая» философия. Философия Ландшафта – это экология мысли, поведения и деятельности. Она сочетает в себе прагматическую, мировоззренческую и ценностную направленность человеческого знания, – создавая экологию ментальности. Как известно экология менталитета, экология мысли – одна из насущных задач современной культуры в ситуации информационного взрыва. Во-вторых, - экологическое мировоззрение содержит в себе также идею социальной экологии, ибо, как известно, многообразие социальных форм современного общества, местами часто дегармонизированое, инициирует множество деструктивных процессов в социальном устройстве современной культуры. В-третьих, - экологическое мировоззрение также формирует идеологию бережного отношения к окружающей среде, ибо ясно, что спонтанное развитие современного общества создает мощные проблемы, формирует совершенно непригодную среду обитания для человека.

1. ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО ЭКОЛОГИЯ МЫСЛИ

Экология отношений между субъектом и объектом – как парадигма новой ментальности. Если в прежней философии объект - это поле деятельности субъекта, его мастерская, то для ландшафтного мыслителя объект активен, окружающий мир не объект, а храм.

Суть экологии мысли выразили киники – одни из ярких провозвестников ландшафтной философии. Они утверждали, что всякая мысль должна быть подтверждена действием.

Более того, мысль должна не только выражаться в действии, сама структура её должна быть прагматична и соответствовать критериям «принципа Пирса».

Для экологической философии важен геоцентризм. Геоцентризм - это принципиальная установка человека на «земные дела». Мир Космоса мы не сможем освоить и не сможем понять полностью, мы можем и должны лишь надежно защититься от изначально враждебного человеку этого космического мира, и крайне осторожно использовать ничтожную толику необходимого для человека ближайшего от Земли пространства, а потому и нет особо смысла делать попытки прыгнуть «выше головы», тем более искать иные формы жизни, которые, с огромной степенью вероятности, губительны для человеческого существования.

Но экология мысли состоит не в том, чтобы быть руководством к действию, но и должна быть насыщена эмоционально, ибо только тогда она является живой и действенной.

Экология мысли состоит еще в том, чтобы она способствовала пониманию, а не запутывала и без того сложные для понимания явления в мире природы и культуры.

2. ЭКОЛОГИЯ ОБЩЕСТВА: КРИТИКОВАТЬ-БОРОТЬСЯ - ПРОПОВЕДОВАТЬ

Рационализация ментальности в социальной области имела аналогом формирование власти, формирования монополии на насилие. Связь власти и знания как рационализирующей деятельности связаны, что было, в частности, подчеркнуто М. Хоркхаймером и Т. Адорно в «Диалектике Просвещения» (1947). Философия Ландшафта выступает преемником этой критической традиции левой философии.

«Философствовать молотом» – это означает не только стать «геофилософом», но и сотрясать мир культуры динамитом своих проповедей за справедливость общественного устройства, за интересы народных масс – за его земные интересы.

Ко всему этому следует еще заметить, современное общество стало плюралистичным, многополярным: оно живет в разнообразии. «Вестернизаторская» монополярность общества «модернити» уходит в прошлое, как ушла в прошлое «диполярность» недавнего противостояния между «капитализмом» и «социализмом», как уйдет в прошлое и «хаос» общества «постмодернити». Человечество начинает замечать статическо-организованную «диатропику» (разнообразие) культуры, находить в этом разнообразии свою прелесть и свой идеал-утопию жизни «здесь-и-сейчас».

3. ГЕОФИЛОСОФИЯ ЗЕЛЕНОЙ ЭКОНОМИКИ: НОВЫЕ КРИТЕРИИ РОСТА.

Положительным моментом в изменении ситуации служат латиноамериканские инициативы. Латинская Америка вообще является в наше время тем «болевым центром», в котором будут рождаться новые альтернативы общечеловеческого развития. В 1989 году в Бразилии состоялся I Национальный конгресс по спасению Амазонки, был создан общественный экологический трибунал. А в июне 1992 года в Рио-де-Жанейро состоялась конференция ООН по окружающей среде и развитию.

Важную роль в сигнализации тревожных симптомом играет «Римский клуб» – международная неправительственная организация. В первом докладе Римскому клубу – «Пределы роста» (1972) утверждалось, что человечество в результате спонтанного роста населения, эксплуатации природных ресурсов и загрязнения окружающей среды находится на грани катастрофы.

В области хозяйственной деятельности – рационализация – это упорядочение хозяйственных техник.

В известном докладе Римскому клубу Э. Вайцзеккера, Э. Ловинс и Л. Ловинс «Фактор четыре: затрат – половина, отдача – двойная» (1995). После серии тревожных докладов «Римскому клубу», сигнализурующих о катастрофическом положении дел с экологией, в нем предлагается за счет введения энергосберегающих технологий получить новый импульс для развития.

ГЛАВА 3 ФИЛОСОФИЯ КАК ИДЕОЛОГИЯ

§1 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – НАРОДНИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Прав «бунтарь-Философ» Жан-Поль Сартр, говоря, что истинный Философ всегда «левый». Скажу даже более: пока существует «левая» идея», выражаемая в разных формах, – до тех пор и существует философия. Проявленная в разных формах философии XIX-XX вв. «левая идея»: в марксизме, в анархизме, в русской философии народничества (и в разных аналогах его в развивающихся странах XX в.), в экзистенциализме, неомарксизме, постмодернистской философии, - теперь ждет своего нового воплощения в философии эпохи Мировой Стабильности, в Философии «Тревоги» - в философии времен вступления Человечества в тревожный век глобальных потрясений.

Что такое левая идеология? Левая идеология – это идеология, не «опускающая руки», не признающая, что мир «безнадежно погряз во зле», левая философия создает утопии, хочет усовершенствовать человеческое общество, и часто ошибается, но истину познает только идущий. Левая идеология обращена в будущее, она дает правой консервативной идеологии право сетовать на то, «а мы ведь говорили». Но консерватор не создает, он только сохраняет, и сохраняет при этом не только старое доброе прошлое, но и старые мерзости, левый с этим не согласен. Пусть он с созданием нового, создает и новые мерзости, но он стремится к лучшему. Истоки левой идеологии лежат в самом истоке философии. Первый «левый» – это Сократ. «Царя философов» Платона тоже можно отнести к «левым», ибо он первый создал коммунистическую утопию устройства справедливого общества, хотя эта утопия воплотила в себе все ошибочные моменты «левой» идеи.

Традиционно носителями «левой» идеи считались социал-демократы различных оттенков, анархисты и марксисты. В наше время все эти традиционные левые направления потеряли своё влияние и начинают вырабатываться новые формы – это разного рода гуманистические политические организации, во многом возрождающие идеи русских народников, это движение зеленых и «антиглобалистов». Прежние же «левые» партии в большинстве стран выродились и находятся в стагнирующем состоянии, что более явственно стало видно после окончательного краха коммунистической идеологии в бывшем СССР.

Философия Ландшафта – это народническая идеология. Именно как народническая идеология сложилась по преимуществу античная философия в противовес замкнутой храмовой мудрости египетских, вавилонских и дельфийских жрецов. Идеал западноевропейской традиции философствования - первый философ-народник - Сократ, проповедовал на площади среди людей, был проникнут духом и заботами современной ему народной культуры, выступая в этом отношении антиподом софистам. Потому философ Ландшафта - это философ, возрождающий стилистику философствования русских народников, он - народник: он погружен в жизнь, он расположен в непосредственной массе бытия как мыслящее, переживающее и действующее «тело».

Истинная Философия – это знание и переживание жизни: её текстов, её общественного устройства и хозяйственной деятельности, погруженных в реальный «Жизненный мир», это еще реальная (а не «хайдеггеровско-профессорская») Забота об этой жизни. Философ культурного Ландшафта – это бытоописатель «Жизненного мира», ибо «Жизненный мир» и есть истина всех культурных форм, норм и традиций, погруженных в этот «Жизненный мир». Потому истинный философ - это народник, а Философия Ландшафта, продолжающая традиции подлинного философствования, – это народническая идеология. Философ отправляется в «народ», изучает «нравы Растеряевой улицы» и пропитывается «Властью земли»; он выявляет реальные практики «Жизненного мира», воплощая свой опыт в Феноменологический Роман «Жизненного мира». Более того, он еще и личностно переживает за судьбу этого мира.

Народничество как широко развитое интеллектуально-общественное движение наиболее ярко проявилось в российской культуре второй половины XIX века. На базе народнических идей сложилась классическая русская литература, которая дала миру Толстого и Достоевского. Именно народничество сформировало русская интеллигенцию, дала вообще понимание того, что такое интеллигент. Народничество – это широкое движение, которое играло свою роль, как в ментальной, так и в социально-экономической области культуры. В основном работы народников – это публицистика, не поднимающаяся до уровня философских обобщений, и это верно, ибо истинная философия – это публицистика мировых проблем-событий. Но тем не менее в их среде резко выделялся П. Л. Лавров, которому удалось сформировать философию народничества. К сожалению, его роль недостаточно оценена, но так бывает со всеми, кто своими идеями переживает века.

1. ЛАВРОВ – СОЗДАТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ НАРОДНИЧЕСТВА

Петр Лаврович Лавров – «Сократ» русской философии. Он первый серьезный и самобытный русский философ, предыдущие же русские философы были либо шеллингианцами, либо гегельянцами, либо философами «между делом». Его философия совершенно неверно понимается, как и неверно понимается его место в русской философии. Как правильно подчеркивал один из немногочисленных исследователей творчества П.Л. Лаврова В. Богатов: «.. в исследованиях о Лаврове мы на каждом шагу сталкиваемся с субъективизмом и произволом авторов» (Богатов В.В. Философия П.Л. Лаврова. М., 1972. С.6).

Первой попыткой изменить ситуацию в отношении оценки роли философии П.Л. Лаврова был выпуск собраний сочинений П.Л. Лаврова (в отдельных выпусках небольшого формата) в 1918 году, который так и не был завершен; сборника статей «Вперед!» в 1920 году и «П.Л. Лавров» в 1922 году. Представляет большой интерес именно последний сборник. Для характеристики направления и уровня этого сборника достаточно перечислить его авторов: Н.И. Кареев, П. Сорокин, Г. Шпет, Д. Овсянико-Куликовский, П. Кропоткин, А. Гизетти и т.д. Авторы этого сборника ставили задачей сделать этот сборник статей введением в изучение творчества Лаврова, ибо, по их мнению, вряд ли «…есть надобность доказывать, что Лавров более чем кто-либо из русских писателей принадлежит к числу тех, которых давно уже пора изучать самым тщательным и внимательным образом. В истории нашей общественности Лавров является как бы узловой станцией, от которой идет целый ряд веток и линий чуть ли не по всему необъятному полю нашего духовного развития» («П.Л. Лавров» Сб. ст. Пг.,1922, С. II). Была попытка выпустить собрание сочинений Лаврова в 8-ми томах в 1934 году, которое тоже было не закончено. Был выпущен двухтомник сочинений Лаврова в 1965 году, который не вызвал интереса, ибо в то время все отечественные философы были увлечены сциентистски ориентированной философией. К сожалению, до сих пор не удается переломить ситуацию и в отношении совершенно ошибочной интерпретации русской философии второй половины XIX века, в которой философская антропология П.Л. Лаврова занимает центральное место. В новых учебниках последних лет философская антропология П.Л. Лаврова вообще не рассматривается или же ей уделяется максимум одна - две страницы.

Автор самой толковой работы по истории русской философии В.В. Зеньковский писал, что Лаврову «…очень не повезло на русской почве. Высылка в Вологду, бегство его за границу, где он скоро стал во главе революционного издательства, членство в «Интернационале», - все это долго делало самое имя его в России запретным» (Зеньковский В.В. История русской философии. Т.1,ч.2. С.155). К слову сказать, Зеньковский в силу своих клерикальных взглядов так оценивает Петра Лавровича: «Его (Лаврова – С.Г.) можно сблизить с Г. Спенсером, с В. Вундтом по широте синтеза и основательности его познаний, - но в его «полупозитивизме» очень определенно выступает и его философский дар, стесненный, но не подавленный поклонением науке» (там же т.1,ч.2; С.156). Понятно, что отцу Василию Зеньковскому, как богослову и иррационально мыслящему философу, ближе околонаучная «бравада» Белинского и «бывшего семинариста» Чернышевского, которая похожа на религиозную проповедь, а не на серьезную философскую рефлексию, коей отличался П. Лавров.

Большевики безуспешно старались после революции сделать из него революционный «символ», но в 30-х годах полностью убедились, что этот уникальный русский мыслитель для этой роли не подходит и не «вкладывается» в «прокрустово ложе» их идеологии, а потому, нашли вполне подходящие для этой цели другие «идолы»- Белинского, Чернышевского и «иже с ними». В этом они в чем-то схожи со своими «антиподами» - Бердяевым и Зеньковским, как это ни странно. Тут сыграл свою роль «неблагодарный ученик» Лаврова – Г. Плеханов, которому Петр Лаврович всячески помогал в эмиграции, буквально спасая его от голодной смерти открыл дорогу в литературу. Плеханов же в своей работе «Н.Г. Чернышевский» всемерно возвышая этого философа низкого уровня, в такой же степени принижал значение П.Л. Лаврова. Как говорится, «отблагодарил по полной программе». Но тем не менее, в начале этой работы о Чернышевском он вынужден признать факт, что в общественном мнении России того времени признание роли и значения П.Л. Лаврова как философа первого плана было неоспоримым, во что он пишет: «.. до сих пор, если вы спросите среднего русского «интеллигента» были ли философами Лавров и Владимир Соловьев, вы тотчас услышите: конечно были. А если вы скажете такому «интеллигенту», что Чернышевский тоже был философ и притом гораздо более глубокий, нежели Лавров и Соловьев, то вы приведете его в немалое изумление» (Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. В 5 томах. Том IV. М.,1958 С.289). Меня, как среднего «интеллигента» средних способностей, также приводит такое мнение в изумление.

Лаврова считают то «позитивистом», то «идеалистом», который «своей эклектической и насквозь идеалистической позицией» дискредитировал революционно-демократическое движение. Себя же он считал марксистом и «реалистом» (я же думаю, что быть ему просто Петром Лавровичем Лавровым - это более чем достаточно). Лавров был близким другом К. Маркса и Ф. Энгельса, они его называли «наш друг Петр». Но он всегда занимал нейтральную позицию в споре между марксистами и народниками.

Если стараться определить место П. Лаврова в историко-философском процессе, то я склонен его связывать с неокантианством; неокантианством, которое более приближается к неокантианству в марксистской интерпретации данное ближайшим другом Ф. Энгельса Э. Бернштейном (1850-1932) в западноевропейской традиции. Собственно именно так считал, к примеру, Карл Форлендер (1860-1928), который в своей работе «Кант и Маркс» говорит о том, что Лавров близок к неокантианству. Переход неортодоксальных марксистов к неокантианству - это закономерное и естественное движение западноевропейского марксизма, которое потом привело эту традицию к неомарксизму второй половины XX века – самого влиятельного направления в западноевропейской философии. Сам Лавров именно таковым «неокантианцем» себя и считал. Когда он узнал, что осуществляется перевод Вл. Соловьевым работы известного неокантианца Ф.А. Ланге «История материализма и критика его значения в настоящем» (1865, рус. пер. 1899), с работ которого (и работ О. Либмана) начался известный «поворот к Канту», он с чувством удовлетворения заметил что, наконец-то, перевод этой книги быдет сделан, замечая при этом, что идеи, которые развивал Ф.А. Ланге в этой книге в 1865 году, он развивал в это же время, и даже раньше Ф.А. Ланге.

Многие, с достаточным на то основанием, считают его не только первым русским самобытным философом, но и первым русским социологом, основателем субъективной «русской» социологической школы. Я же в абсолютном согласии с выдающимся русским социологом Н.И. Кареевым считаю его культурологом, - первым русским культурологом и первой величиной в русской философии по таланту, разделяя это первое место только с Вл. Соловьевым.

В отношении этого мнения о «ранге» П. Л. Лаврова, хочу привести высказывание одного из авторов сборника «П. Л. Лавров», выпущенного в 1922 году, А.А. Гизетти (1888-1938), умершего в сталинских лагерях под г. Куйбышевым (ныне Самарой): «.. Лавров в основных трудах своих выступает перед нами, как мыслитель не менее самостоятельный, своеобразный и, пожалуй, даже более систематический, чем Вл. Соловьев. Влияние Лаврова именно как философа на последующую историю русской мысли тоже, пожалуй, не менее значительно, чем влияние Соловьева» (П.Л. Лавров. Сб. ст. Пг., 1922. С.385). Гизетти пишет далее: «Лавров и Соловьев – крупнейшие представители и, можно сказать, почти основатели двух основных течений русской философии - антропологизма позитивного «гуманистического» и антропологизма христианского. Одно течение идет ближайшим образом от западников- социалистов Герцена и Белинского, другое от Чаадаева и славянофилов. В Лаврове и Соловьеве оба течения впервые становятся строго философскими. «Школы» Лаврова и Соловьева доныне относятся друг к другу резко враждебно» (П.Л. Лавров. Сборник статей. Пб.,1922. С.387)

А. Гизетти, подводя итог сопоставления равновеликих по таланту русских философов Лаврова и Соловьева, говорит: «Разные, друг друга не знавшие, может быть, предвзято враждебные; они оба бесконечно нужны и дороги нам сейчас. Именами Лаврова и Соловьева начались новые главы в истории русской философии….Начались и оборвались… Но теперь, через откровение нового Ада и Чистилища истории - Россия поймет, что они шли к одной цели разными путями, и сохранит вместе зерна до дня, когда все оживет и воскреснет» (там же. С.403).

Время Вл. Соловьева пришло – он «воскрес». Теперь, по всей логике, время за Петром Лавровичем Лавровым. Но, к сожалению, «воз и ныне там». Это обусловлено тем, что идеологам «криминальной революции» чуждо интеллектуальное и гражданское подвижничество Лаврова. Этих новоявленных «софистов» раздражает сократический стиль его философствования, смущает высокий уровень требований, который он предъявляет к интеллигенции

1. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ ПО ЛАВРОВУ

Мнения о философии Лавров высокого, что для философа довольно поразительно. В «Трех беседах…» он говорил, что «…философия, и она одна, вносит смысл и человеческое значение во все, куда она входит. Мы осмысливаем нашу деятельность на столько, на сколько вносим в нее элемент философии. На сколько человек обязан себе отдавать ясный отчет в каждом своем слове, в своих мыслях, чувствах и действиях, настолько он обязан философствовать. Пренебрежение философией есть искажение в себе человеческого сознания. Требование сознательной философии равнозначительно требованию развития человека» (Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в 2х т. Т.1. М.,1965. С.517). Звучит как услаждающая слух и душу поэзия. Можно только позавидовать, что Лавров родился в 1823 году, а не спустя полтораста лет. Он бы так уже не сказал, обогатившись опытом современных «философов». С многими он, естественно, не согласился, ибо для него философия есть настолько «существенно-прогрессивная» форма, насколько опирается на достижения научной мысли. Но он не «кардинальный сциентист». П.Л. Лавров не считал, что философия наука. Вообще все мысли о научной философии давно пора забыть. Еще Кант убедительно показал, что метафизика как наука невозможна.

Лавров в своих «Исторических письмах», которые читала и плакала над которыми вся образованная Россия того времени пишет: «Философские идеи важны не как проявление процесса развития духа в его логической отвлеченности, а как логические формы сознания человеком более высокого или более низкого уровня своего достоинства, более обширных или более тесных целей своего существования; они важны как форма протеста против настоящего во имя желания лучшего и справедливейшего общественного строя или как формы удовлетворения настоящим» (Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в 2 т. Т.2. М.,1965. С.22). Вот бы всем философам на каком-нибудь очередном международном конгрессе зачитать эти слова Петра Лавровича в назидание, особенно сторонникам абстрактного философствования «в-себе –для-себя».

В связи со своим видением философии П.Л. Лавров критикует гегелевскую философию, подчеркивая: «Философия Гегеля не обнимает процесса жизни: она только обнимает мышление о жизни. Она есть частная философия, а не вся философия. Она обнимает лишь все сущее как мыслимое и мыслимое одним способом принимая действительным лишь процесс мышления; она не обнимает мышления всего сущего как действительного вне процесса мышления. Но мышление не есть единственный процесс, соединяющий сознающее Я с реальным миром: остается еще процесс реализования, как творчество и как жизнь. Обе эти отрасли, в их реальности, вне философии Гегеля, которая их только мыслит. Поэтому истинная философия нашего времени должна включать в себе гегелизм, но не заключаться в него» (Лавров П.Л. Ответ г. Страхову \\ Отечественные записки 1860 №12. С.107)

Но он критикует также материализм Бюхнера и Молешотта, которому Лавров первый посвятил серию работ в русской печати. Тогда их имена в России были «за семью печатями». В Германии «Сила и материя» К. Бюхнера вышла в 1855 году, а уже в «Отечественных записках» в 1859 году появилась статья П.Л. Лаврова «Механическая теория мира». И вот что он пишет о материализме: «..материализм (и всякий догматизм), выходя из начала отдельного человека в его целостности, из начала подчиняющего себе человека, неизбежно приходит к необходимости всех поступков человеческих, к призрачности всех поступков человеческих, к призрачности нравственной оценки и к требованию (безнравственному и невозможному), чтобы человек избегал нравственной оценки, отвыкал от нее, страшился к полному индефферентизму и тем самым отрицал всякое побуждение к деятельности» (П. Л. Лавров Моим критикам \\ Русское слово 1861 июль VI. С.68).

Он, в отличие от «идеалистов» и «материалистов», считает: «Задача будущей, еще не существующей философской системы, должна заключаться в стройном уяснении всего человека в его тройном отношении: к своему познанию, к внешнему миру и к преданию. Все видоизменения сознания, все законы природы, весь процесс предания исторического должен построиться в этой системе в единое целое. Но, по всей вероятности, исходной точкой должно будет служить не наблюдение чувственное, а сознание, потому что оно обуславливает знание внешнего мира и преемственность предания. Оно есть необходимое звено, связывающее все сущее; потому что оно есть существенная особенность всего мыслящего» (Лавров П.Л. Механическая картина мира \\ Отечественные записки 1859. №4. С.491-492). И это зачатки антропологической философии и культурологии – единственно возможной формы современной философии.

Он это понимал: «Насколько методы естествознания и их приложения к вопросам всех областей мышления составляли главную характеристическую черту первой половины нашего века, связывая его неразрывно с великими начинаниями эпохи Галилея, Декарта и Ньютона, настолько же едва ли не следует признать характеристической чертой второй половины того же века приемы сравнительно – социологические и исторически-эволюционные» (Лавров П.Л. (Арнольди С.С.) Задачи понимания истории. Проект введения в изучение эволюции человеческой мысли. М.,1895. С.XI). Конечно надо учитывать, что начало перестройки ментальности в русло культурологической парадигмы шло болезненно, оно продолжается и сейчас.

Его понимание философии как носительницы смысла прекрасно и уникально, как нельзя актуально для нашего времени «постмодерна». Для него философия есть некое целостное образование, которое объединяет смыслы человеческой культуры. Вот что он писал: «.. каждый имеет свою философию, но, рассматривая вместе ряд замечательнейших личностей данного периода, мы улавливаем характеристические черты, отличающие стремления эпохи, дающие ей образ и позволяющие нам оживить её в её особенностях в нашем воображении. Религиозный элемент указывает связь мысли данной эпохи с минувшим; научный элемент измеряет силу этой мысли; эстетический – её привлекательность; философский элемент составляет её жизнь.

Из этих четырех элементов строится человеческая мысль, из их развития состоит и история мысли. Традиция предъявляет свои требования; наука и знание завоевывают новые области; искусство украшает путь своими нестареющими, бессмертными созданиями; философия организует воспоминания минувшего, заботы настоящего и стремления в будущему в одно целое» (Лавров П.Л. Собрание сочинений. IV серия. Вып.1 Пг.,1918. С.37)

Интересна точка зрения Лаврова: «Философское доказательство – это доказательство единства в человеке теоретической и практической деятельности, т.е. доказательство единства личности» (Энциклопедический словарь. Т.V. Спб., 1862. С.7)

Философия есть везде. На вопрос : что такое философия, П.Л. Лавров отвечает следующим образом: «Философия в знании есть построение всех сведений в стройную систему, понимание всего сущего как единого, единство в понимании. Философия в творчестве есть внесение понимания мира и жизни в творческую деятельность, воплощение понятого единства всего сущего в образ, в стройную форму, единство мысли и формы. Философия в жизни есть осмысление ежедневной деятельности, всякое понимание всего сущего как единого в нашу деятельность, воплощение понятого единства всего сущего в практический идеал, единство мысли и действия. Довольно сблизить эти выражения, чтобы в них прочесть отдельные термины одного понятия, отдельные признаки одной деятельности.

Философия есть понимание всего сущего как единого и воплощение этого понимания в художественный образ и в нравственное действие. Она есть процесс отождествления мысли, образа и действия» (Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в 2-х томах. М., 1965. Т.1. С.571).

ЛАВРОВ И ДЕЛЁЗ

Невольно возникает мысль, уже не получилось ли так, что современные французские философы Ж. Делез (1925-1995) и Ф. Гваттари (1930-1992) тайком «оприходовали» парижский архив Петра Лаврова? В их последней работе «Что такое философия?» (1991), мы читаем следующее: «..у Хаоса есть три дочери, от каждого из пересекающихся его планов - это Хаоиды: искусство, наука и философия как формы мысли или творчества, Хаоидными называются реальности, образующиеся в планах, которые пересекают хаос. Стыком (но не единством) этих трех планов является мозг» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб. С.266). И далее: «Философия, искусство и наука- это не ментальные объекты мозга-объекта, но три аспекта, в которых мозг становится субъектом Мыслью - мозгом; это три плана, три плоти, на которых он ныряет в пучину хаоса, чтобы победить её» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб., С.268). «Хаос» – это есть первозданный «мозг», естество сознания, которое еще не подверглось кодировке ментальными формами: «Мысль в своих главных формах - искусстве, науке и философии – характеризуется одним и тем же: противостоянием хаосу, начертанием плана на хаос. Но философия стремится сохранить бесконечность, придавая ей консистенцию, - она чертит план имманенции, который увлекает в бесконечность* события или консистентные концепты под воздействием концептуальных персонажей. Напротив, наука отказывается от бесконечности, чтобы завоевать референцию, - она чертит лишь план индефинитных координат, которым в каждом конкретном случае определяются состояния вещей, функции или референциальные пропозиции под воздействием частичных наблюдателей. Искусство стремится создать такое конечное, которое вновь дает бесконечность, - оно чертит план композиции, который сам несет в себе памятники или составные ощущения под воздействием эстетических фигур» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.-Спб. 1998. С.253).

И далее: «Три вида мысли пересекаются, переплетаются, но без всякого синтеза или взаимоотождествления. Философия вызывает события с помощью концептов, искусство воздвигает памятники с помощью ощущений, наука конструирует состояния вещей с помощью функций. Между этими планами может образоваться плотная ткань соответствий. Но в этой сети имеются и высшие точки, в которых ощущение само становится ощущением концепта или функции,* концепт – концептом функции или ощущения, функция- функцией ощущения или концепта» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.-Спб. 1998. С.254-255)

Нет необходимости рассматривать как понимали вышеуказанные авторы специфику ментальных форм (форм кодировки), ибо их анализ специфики частных форм ментальности – философии, религии, науки и искусства мало чем принципиально отличается от анализа специфики ментальных форм, данных П. Л. Лавровым еще в 1860 году, и которая была развита далее в его последующих работах.

Философия – это шизофрения культуры. Шизофреник – это человек будущего.

2. ТРАДИЦИЯ РУССКОГО НАРОДНИЧЕСТВА

1. НИГИЛИЗМ И АНАРХИЗМ

Наиболее близок к философии ландшафта анархизм, и прежде всего его существенные черты: это тяготение к традиционным формам культурно-социальной организации, апология свободы и тяготение к естественности. Неудивительно, что один из основателей анархизма П. Кропоткин был еще и выдающимся географом.

Первым анархистом считается софист Антифонт. Далее Ж.Ж. Руссо. У. Годвин. Прудон

и посмодернистского бунтарства лежат в французском экзистенциализме. Подавляющее большинство французских экзистенциалистов было коммунистами.

2. СЛАВЯНОФИЛЬСТВО

3. ЛИБЕРАЛЬНОЕ НАРОДНИЧЕСТВО

3. ЛАТИНОАМЕРИКАНСКИЙ ПОПУЛИЗМ

§2 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО НЕОСОКРАТИЗМ

1. НАЗАД К СОКРАТУ !

Идеологическим выражением философии Ландшафта является неосократизм Философ Ландшафта для вывода европейской ментальности из кризиса должен к Сократу, восстанавливая сократический метод «майевтики», высокую гражданственность его мысли, жизненную силу его философствования.

Философия будущего как идеология будущей культуры должна стать сократической, отвратившись от пагубной для философии практики «библиотечного» философствования. Философия в своей идеологической функции должна стать реальной практикой критики культуры, деятельностью по её конструктивному реформированию.

При этом философ современности, как писал Х. Ортега-и-Гассет, должен пользоваться принципами «нового вида разума» - «повествовательного» разума, который «..вновь свяжет человека с огромной трансцендентной реальностью – реальностью его судьбы» (Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия?. М. 1991. С.209).

Учиться умению владеть этим «повествовательным разумом», разумом «профана» (Н.К. Михайловский), оперирующим обычным естественным языком, не поддаваться наркотическому туману путаных спекуляций, коими полна анонимная академическая философия и философия элитных «салонов»; не увлекаться использованием форм искусственного языка, который приемлем лишь для отражения частных сторон реальности, - я советую вступающим на путь философствования юным философам, готовым понести неблагодарное бремя сократова наследства.

Задача новой «левой» идеологии – это не задача революционного переустройства общества. Сам Сократ выступал не за революционное преобразование общества, к этому ближе всего были «реформаторы» – софисты, противником которых он выступал. Носитель «левой» идеи в Новое время – социализм, сам по себе консервативен, ибо он выступал против капитализма, во многом вырос из романтизма, восхвалявшего общинный традиционный уклад феодального общества. Потому новая «левая» идея – это идея, основанная на традиции.

1. ИДЕОЛОГИЯ КИНИЧЕСКОГО РАЗУМА

2. ШВЕЙ КИЗМ – ПРОДУКТИВНОСТЬ ВЕСЕЛОГО РАЗУМА

3. ФИЛОСОФ ЛАНДШАФТА – ЭТО АНАРХО-СИНДИКАЛИСТ

§3 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО ГУМАНИЗМ

1. ТЕОРИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Философия Ландшафта – это идеология левой интеллигенции

Истоки гуманизма мы видим в позднем средневековье.

Латиноамериканский гуманизм имеет истоком русскую народническую мысль.

Отрадно заметить, что в 1989 году оформился Гуманистический интернационал. Центром становления гуманистического движения послужили идеи студенческой и интеллигентской среды Аргентины, потом распространились в других странах Латинской Америки и Западной Европы. За основу идеологии гуманизма взята забота о конкретном человеке, на решение его проблем и стремлений. Основной идеей является то, чтобы через самосовершенствование личности, через гуманизацию отношений между людьми и между человеком и природой перестроить общественные институты современной культуры на основе идеалов добра и справедливости.

2. «ЛЕВЫЙ» ГЛОБАЛИЗМ

Все это происходит на фоне всепобеждающего глобализма, выраженного, прежде всего, в экономической сфере культуры. Глобализм - эта «высшая стадия империализма» - экономическое выражение и база идеологии постмодернизма и политики неолиберализма (что показали в вышедшей в 2000 г. ажиотажно популярной работе «Империя» «неокоммунисты» М. Хардт и А. Негри). Глобализм живет сиюминутной модой – основой ментальности и образа жизни, как сказал выдающийся русский философ XIX века П. Лавров - «дикарей высшей культуры» - т.е. тех «золотых мальчиков» Давоса, которые сейчас «правят балом во время чумы»; он не приемлет идей общественной солидарности - государства и общества для него «пыль»; он живет сиеминутной конъюктурой рынка.

Но, тем не менее, - при всех своих негативных моментах глобализм имеет и позитивную составляющую – мир объединяется, мир становится единым в своем многообразии, он становится географично близким, повышается ответственность каждого за Землю и Человечество. И именно это перекрывает все недостатки глобализма, - коррекции его «перекосов» в сторону гуманизации – это задача ближайшего будущего, задача гуманизма - новой левой глобалистской идеологии, которая будет противопоставлена неолиберальной глобалистской идеологии Давоса. Этот гуманизм отказывается от «прогрессистского» историцизма, в сторону «традиционалистского» географизма, в сторону реальных забот и проблем повседневности.

В общем, я уверен, что задача коррекция перекосов глобализма будет решена в ближайшем будущем. Пока же это выражается в излишнем радикализме антиглобалистов, которым вторят религиозные проповедники, «почвенники» и «антиамериканисты» разных регионов современной культуры.

3. ЖИЗНЕННЫЙ МИР КАК ОБЪЕКТ ГУМАНИЗМА

Философ современности – это мыслитель, отправляющийся периодически в «экспедиции» в повседневность народной жизни. Знание базируется на опыте повседневности, которое не имеет древовидного характера, существует как переплетение разных практик – ad hoc «габитусов», которые порождаются в реальной жизни людей. Они многообразны, как луговое поле, на котором существуют лишь отдельные места, где возвышаются группы «древесных» структур «правильного знания». Именно в обыденном мировоззрении кроется «тайна» нормативного знания – в реальных практиках людей происходит институализация базовых концептов нормативного знания. Эти «экспедиции» в повседневность «хабитуальностей» позволят будущей философии наконец-то выяснить досконально механизм возникновения концептов, понятий и категорий человеческой ментальности.

Направляясь в «экспедицию», следует учитывать еще и социальный момент «повседневности». В реальной жизни человек сталкивается не с правильными формами государственного устройства, имеющим для него анонимный характер, а с многообразным ландшафтом неформальных образований, со своими «нравами Растеряевой улицы». Каждая социальная страта вырабатывает свой «сленг», свой ритуал- моду поведения. Здесь философ - «геолого-географ» найдет очень много, не надо игнорировать исследование реальной жизни, общаясь в магазине, на улице, выявляя своим философским умом и просвечивая «философскими глазами» синергетические образования в ментальности и социально-хозяйственных группах, вырабатывающих протоментальные символо - ритуальные системы.

Философия Ландшафта – это философия «земли». Основы этой философии «земли» были зарождены во французской романтической философии истории начала XIX века. Это выражено в нарративной истории, это и у Мишле.

В России в народнической литературе проявились первые ростки анализа «жизненного мира». Писатели-народники открыли мир реальной жизни повседневности. Основы философии «земли» заданы в литературе Г. Успенским

Это свойственно всей реалистической литературе, которая имеет ярких представителей в лице О. Бальзака и Э. Золя.

3. БОРЬБА ЗА ТРАДИЦИЮ - ПРОБЛЕМЫ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ

Все изменения в современной ментальности основаны на общей усталости человечества от бешеной динамики модернизации. Человечество хочет остановиться, одуматься и оглядеться по сторонам. Оно начинает освобождаться от хронологической «болезни» модернити: от наркотического тумана стремлений к прогрессу, вектор которого задан идеалами - утопиями сомнительного характера, от идеологии «новизны». Прогрессистские идеи общества «модернити» выродились в хаотично блуждающие симулякры общества «постмодернити». Человечество больше не хочет напрягать свои усилия в достижении либо утопического идеала «неолиберализма», или в такой же степени утопического идеала «коммунизма», оно хочет гуманизма, который, по всей видимости, станет новой формой левой идеологии.

Важным моментом в преодолении модернизационного похмелья является усиленное внимание к проблемам традиции. Сеть традиций является основой возникновения культуры. Если сообщества животных живет по законам большей частью по законам инстинкта, задаваемых геномом той или иной популяции, то популяция человека живет большей частью по законам традиции. Сбои в работе механизма традиции приводят в тому, что выходит на первый план механизм моды, со всеми присущими для него недостатками – поверхностностью и неустойчивостью.

Все модернизационные процессы – это хищническое использование не только энергетического капитала, аккумулированного сотнями миллионами лет органической деятельности, но и культурно-социального капитала, накопленного опытом сотен тысячелетий существования человеческой культуры.

Борьба за традицию в период модернизма осуществлялась, как правило, консервативными, «правыми» элитами общества того времени. В этом отношении можно согласиться, что это была борьба за сохранение «старых мерзостей». Потому «левое» социал-демократическое движение всегда негативно относилось к традиции. Но, как не странно, в левой идеологии есть еще черта, которая в период модернизационных революций была затемнена. Дело в том, что социалистические идеи имеют истоком именно романтическо-консервативную идеологию начала XIX века. Социализм, как и романтический консерватизм противопоставляют себя буржуазному индивидуализму и либерально-буржуазным идеологиям. Не удивительно, что опыт социалистического строительства в тех или иных странах привел к становлению застойных обществ феодального типа. С одной стороны, это явление можно рассматривать как крах социалистических, «левых» идеологий, но, с другой стороны, негативны последствия буржуазной модернизации, приводят в наше время в укреплению левой идеологии. Весь вопрос состоит в том, чтобы эффективно модернизировать социалистическую идеологию, выявить новую её форму. Примечателен в этом отношении факт, что все традиционно «левые» идеологии и партии, их проповедующие, повсеместно потеряли свое влияние, но сама левая идея не умирает, постепенно оформляясь в новые формы и в новые движения – экологические, антиглобалистские и гуманистические. Именно сейчас мы и живем в период их становления новых форм левой идеологий и новых форм общественно-политических организаций, их проповедующих..

Левая Философия во многом отличается от форм левой философии прошлого. Если левая философия прошлого была идеологией революции, то современная левая философия будет идеологией реформ, следуя в этом идеям Э. Бернштейна. Она будет не философией негативной сторонней критики, а реальной стратегией и практикой реформ, которая сочетает радикальный терроризм и анархизм в сфере ментальности с либерализмом в сфере социальной жизни и социализмом в сфере хозяйственной жизни.

И если левая философия прошлого была то философией разума, то философией критики разума, то новая левая философия будет Философией Традиции, которая сочетает в себе в диалектическом единстве разум и «неразумное».

Вспомнить Лао-цзы.

Как сказала Герцогиня из «Алисы в стране чудес» Л. Кэррола, что если бы кое-кто не совался в чужие дела, то и Земля бы вертелась быстрее.

Как писал фактически единственный русский социолог, который поставил в центр анализа истории культурную традицию В.М. Хвостов (1868-1920). Он писал следующее: «..традиция проявляет свое действие решительно во всех областях общественной жизни. Она является очень крупной социальной силой и одним из главных факторов, придающих историческому процессу устойчивость. Традиция играет роль тех зубчатых колес, без которых история двигалась бы слишком быстро. Благодаря влиянию традиции, нет ни одного революционного переворота, который произвел бы все то, чего желают его деятели. Традиция всегда берет свое и в виде реакционного течения урезывает последствия революции» (Хвостов В.М. Теория исторического процесса. М. 1919. С.257).

Но это не значит, что традиция тормозит общественный прогресс, более того, как подчеркивал тот же В.М. Хвостов, она служит необходимым условием этого прогресса, ибо «… традиция облегчает нам выполнение массы действий, ставших привычными. Над ними не приходится задумываться, так как они выполняются по установившемуся шаблону. Благодаря этому, экономизируется масса времени. многие процесс в силу традици почти что механизируются и выполняются быстро и без размышления. это оставляет досуг для размышления о тех явлениях, которые почему-нибудь обратили на себя внимание. Если бы нам приходилось размышлять о каждом своем шаге в общественной жизни, то при её сложности у современных народов нам не оставалось бы времени ни на какую критику, и в обществе не возникало бы новых идей» (Хвостов В.М. Теория исторического процесса. М. 1919. С.258).

В наше время человечество в своей все убыстряющейся динамике, явно «перегрето», все более и более раздаются протесты против такого убыстренного развития человеческой культуры, которое пагубно действует на десятками тысячелетий выработанный механизм традиции, разрушает его, - следовательно, разрушает самого человека как культурное существо. И такое развитие культуры действует пагубно, не только на механизм традиции, но и на механизм генетических кодов человека. Современное человечество вообще растерялось и движется непонятно к чему, к каким целям и ценностям; «растерялся» и генетический код человека, который проявляет эту «растерянность» снижением иммунной устойчивости; «растерялась» и окружающая природа, которая не знает, как реагировать на тотальный натиск человеческой деятельности на неё. Все более и более раздаются голоса о недопустимости такого пути развития человеческой культуры, раздаются серьезные предупреждения, что это может привести к «апокалипсису» человеческой культуры. А потому обращение внимания на действие механизма традиции, который всегда играл роль сдерживающего фактора в тех случаях, когда культура шла «в разнос», имеет не только значение для развития философии, для создания теории культуры и общей картины истории культуры, но и для выработки общей стратегии «sustainible development» человечества в III тысячелетии.

С этим же связано стремление обществ к сохранению традиций, все растущее внимание к традициям – исходному и эффективному механизму регуляции культурно-социальной жизни. Если общество «модернити» относится враждебно к традиции, противопоставляя ей инновацию, а общество «постмодернити» доводит эту враждебность до абсурда, подчиняя общественную жизнь бессмысленной игре моды – самой неустойчивой формы традиции и самой бессмысленной формы инновации, - то зарождающееся новое общество будет максимально внимательно к традиции, получая от нее и оптимальный темп культурно-социальных инноваций и осмысленную направленность этих инноваций. Человек разумный эпохи раннего модернити должен превратиться в человека прозорливого.эпохи позднего модерн